Джесс глубоко вздохнула, открыла ящик стола и достала ножницы. На секунду девочка заколебалась, но Купер ободряюще кивнул, и она отдала ножницы ему.
– Только много не режь.
– Ладно, – Купер отмерил подходящую длину и щёлкнул ножницами. Остаток ленты он аккуратно расправил на шее мистера Миггинса и завязал новый бантик, поменьше. Потом гордо показал свою работу Джесс: – Ну как?
Она подняла два больших пальца.
– А теперь объясни, что мы делаем.
Пока они спускались по лестнице, Купер заново рассказал историю двух сестёр, теперь во всех подробностях: про грозу, про ленту, про розовый куст.
– Елена… ну, то есть Элизабет, сказала: «Родителей больше некому было помянуть».
Джесс кивнула, улыбнулась и подала Куперу ручку с кухонного стола. Он расправил на столе розовую ленту и самым красивым почерком, каким только мог, вывел на ней имена:
Потом он передал ручку сестре, и Джесс дописала внизу:
От внезапного раската грома задребезжало оконное стекло. У Джесс округлились глаза.
– А это ещё откуда?
Купер поглядел в окно. По стеклу струями сбегала дождевая вода.
– Видимо, для такой церемонии нужна гроза.
– Но на улице мороз! Должен идти снег, а не дождь.
Купер пожал плечами.
– Значит, не должен. Пошли!
Когда Купер открыл заднюю дверь, ветер обдал их облаком дождевых брызг. Одежда сразу же отсырела.
– Бред какой-то! – крикнула Джесс, выходя на крыльцо.
Ещё не успев выйти на дорогу, они промокли до нитки, но Купер почему-то не чувствовал холода. Вокруг Елениного двора больше не было белого забора – да и никогда не было. Но Купер и Джесс всё-таки вошли на участок там, где раньше видели калитку. Бульдозеры взрыли землю, и теперь жидкая грязь комьями липла к ботинкам на каждом шагу.
Купер и Джесс дошли до розового куста. Мальчик протянул ленту сестре и внимательно осмотрел колючие ветки. Найдя самую крепкую, он сказал:
– Сюда.
Джесс завязала ленту простым и надёжным узлом. Затем протянула брату ладонь, которую он с радостью сжал. Они помолчали, подставив лица дождю. Вспыхнула последняя молния. На мгновение перед ними возник жёлтый дом с голубыми ставнями, а в воздухе разлился аромат тыквенного пирога. Затем всё исчезло.
Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. В душе Купера наконец настал покой, которого он не знал с тех пор, как вернулся из Промежутья.
– Вот теперь всё действительно кончилось, – он обнял сестру за плечи, а она его – за талию. Вдвоём они проводили глазами гаснущий закат. Когда на землю опустились сумерки, Купер сказал:
– Джесс, по-моему, тебе надо поговорить с мамой насчёт её свидания.