— А что такое их «Харчевня утопленников»? — спросил он, подавляя в себе желание заказать четвертый стакан грога.
Глаза у него уже пощипывало. Ему было жарко. Не следовало бы нынче вечером пить лишнего.
— Откровенно говоря, ничего особенного. Просто они выдумывали невесть что. К примеру, если они встречали у меня какого-нибудь незнакомого парня, они тут же сочиняли, будто это опасный рецидивист… А то уверяли, что за ними следит полиция, и посылали меня поглядеть, нет ли кого на улице. Думаю даже, что все они накупили себе револьверов, только не посмели пустить их в ход.
— Однако один все-таки осмелился и пустил в ход! — прервал его Лурса.
И где?! У него в доме! Под его кровом! И никто в их городе Мулэне, а он еще меньше, чем прочие, не подозревал, что существует группа молодежи, живущая своей особой, отличной от других жизнью.
Эдмон был ласков со своей мамочкой, ласков, как девчонка, об этом постоянно твердила Марта, ставя сына в пример… А вечером…
— Сколько я вам должен?
— Шестнадцать франков… Я посчитал вам, так сказать, как другу, как им… А по-вашему, тот, кто стрелял… сойдет это ему с рук, то есть найдут смягчающие?
Джо говорил со знанием дела, только старался избегать кое-каких слов, видно, был стреляный воробей.
— В последнее время здорово придираются… В Руане казнили парня, а ему и девятнадцати не было…
На углу улицы Лурса натолкнулся на одну из тех двух девиц; раскрыв зонтик, она прогуливалась взад и вперед по тротуару, ковыляя на высоких каблуках, и, заметив адвоката, фамильярно бросила: «Покойной ночи!»
Он взбунтовался, не пожелал возвращаться домой, в свою конуру, где увяз, как в болоте, на целых восемнадцать лет. И сделал нечто совершенно неожиданное. Очутившись на площади Алье и увидев проезжавшее мимо пустое такси, он окликнул шофера:
— Знаете кабачок, который называется «Харчевня утопленников»?
— Это не со стороны старого почтамта?
— По-моему, да.
— Значит, вас туда везти?
Шофер, с виду добродетельный отец семейства, испытующе оглядел клиента и наконец соизволил открыть дверцу.
— Туда и обратно получится шестьдесят франков.
Сколько же времени он не пользовался такси, особенно ночью? Вряд ли он даже помнил своеобразный запах ночных улиц, пригороды, новый квартал за кладбищем, где жил Эмиль Маню со своей матерью.
— Что-то горит! — проговорил шофер, оглянувшись.
Тлел окурок, который Лурса кинул на коврик и плохо притоптал каблуком.
— А знаете, боюсь, что там уже все улеглись…
Лурса попалась частная машина давнишнего выпуска, где водитель не отделен от пассажира. Чувствовалось, что шофер не прочь поболтать. «Дворники» с противным скрипом ползали по ветровому стеклу. Время от времени их ослеплял свет фар встречных машин.