— Уволить, думаю не уволят, а в должности понизить могут. Это возможно.
— Вот как раз только в моем возрасте и быть взводным или ротным! Бегать как савраске по полям. Ушли уже те годы, да и ноги еле срослись после ранения. Будапештские осколки от гранаты все еще ношу в себе.
— Говорят, он болен был. Приступ, какой— то.
Тут заболеешь! Объелись они. Повар говорит: «всю ночь что попало ели». И свекольник и кашу и хлеб с маслом и мясо. Понятное дело — целый день под нагрузкой, а к норме питания не привыкли еще.
Сами помним, что в первые месяцы службы кажется, с голоду козла бы со шкурой вместе съел, а потом втянешься и нормально.
— Как тут осуждать? Дежурные по кухне никогда не голодовали. Так уж повелось. Этот день, как святой праздник для солдатского желудка.
— Это все верно, но дело складывается сложно… меня в этом полку, как будто злой рок преследует. Только перевели сюда — солдат при купании утонул. Пришлось приказ издать — взвод в воде, а десять солдат на берегу дежурят, Вскорости один чудак на штык напоролся. Сколько говорили: «При ночных учениях, штыки не примыкать», а он до тех пор бежал в атаку, что в окоп упал, и на своем штыке повис. А сейчас вообще трагедия неописуемая. Люди-то главное все погибли семейные, бывшие фронтовики. Переподготовка — то всего полугодовая и вот тебе на — гроза эта проклятая… Завтра родственники съезжаются. Куда бы провалиться в этот день.
Мне было неловко от того, что подслушиваю разговор высших офицеров и я встал, чтобы отойти. Но сопровождавший меня часовой с карабином мрачно проворчал, взяв оружие наизготовку.
— Сиди-и! Не вошкайся! Надо будет — вызовут, не надо — обратно отправят… неудобно, вишь ему стало. Надо было раньше мозгой шевелить. А не по уборным прятаться. Командиры, тоже мне нашлись, мать твою так.
Я двинулся к нему и собрался вступить в спор, но в это время откинулся полог палатки и вышел командир полка, часовой вытянулся, а я, поскольку был без ремня и пилотки, как арестованный, стоял вольно. Командир надел фуражку, долго и внимательно посмотрел на меня и вдруг спросил:
— Как чувствуешь себя, курсант?
Не ожидая ничего подобного, я так растерялся, что не мог найти слов для ответа и только беззвучно шевелил губами. Поняв мое состояние, командир махнул рукой в сторону палатки.
— Заходи. Твое начальство ждет.
Полковник Хейфиц встретил меня как сына. Он улыбался, разводил руками и вообще можно было подумать, что он не знает о трагедии.
— Здравствуй, герой, здравствуй! А загорел — то как! Окреп! Прямо настоящий, полевой командир!