Окружающие — учащиеся, родители и просто случайные прохожие, уставились на меня, — кто удивленно, кто с иронией. От этих взглядов мне становилось еще тяжелее. Все во мне кипело и бунтовало. Обида, горечь и жалость к Малышкиным так взвинтили нервы, что я еле сдержался, чтобы не крикнуть: «Я не виноват!» Однако поняв, что это выглядело бы странно и глупо, я торопливо закурил и медленно побрел к машине. Самое тяжелое и страшное было в том, что в глубине души я сам не был уверен в своей полной невиновности. И это чувство не покидает меня никогда. Смогу ли я когда-нибудь от него освободиться — не знаю. Проходят годы, а все произошедшее стоит в сознании, как будто это было вчера. Казалось бы, порой, увлекшись работой, забудусь в суете, но жизнь снова и снова находит повод безжалостно напомнить мне о прошлом.
Года через полтора инженерной работы, почувствовал я однажды снова резкую боль в подреберье, напала слабость, сознание временами покидало меня. Врачи скорой помощи поставили диагноз: острый аппендицит. После операции, хирург с недовольством отчитал меня.
— Не следите за здоровьем, молодой человек!
Это у вас не первый приступ. Вы терпели? А чего ждали? Еще немного и помочь было бы почти невозможно. Теперь все нормально, поправляйтесь.
Кто знает, быть может тогда в гарнизоне был подобный приступ, но обстоятельства и события развивались так стремительно и так сплелись в единый клубок массовой трагедии, что разбираться с подробностями никто не стал.
А может быть два эти факта никак не связаны между собой? Ответа нет и от этого на душе тяжело и неспокойно.
… Рассказчик замолчал и, в который раз уже, полез рукой в карман за папиросой.
Костер затухал в тишине. Золотые груды догорающих углей попыхивали жаром, но не были уже в силах оттолкнуть наступающую лесную темноту. Высокие сосны, казалось, тоже подошли вслед за ней и стояли во мраке над угасающим костром. Незаметно подкралась ночная прохлада озера и все увереннее обнимала наши спины и ноги, вызывая в теле дрожь.
Однако никто из нас не шевелился. Все словно заговоренные уставились на мерцающие, как далекие, небесные звезды, догорающие угли.
— Да. а, Витюха, преподнес ты рассказик, туды его мать! Теперь прямо не до охоты.
Все снова надолго замолчали, не в силах отвязаться от только что услышанного. Никто не шевелился. Лишь иногда кто-нибудь произносил что-то вроде: «Ну, дела! Вот врезал, так врезал! Прямо под дых засадил! Ты смотри какой случай-то!»
Наконец, Геннадий посмотрел на часы и, хлопнув ладошкой по сапогу, воскликнул.