— Ты гляди — этот областник сам еще молокосос, а что творит! Вот настырный какой, гад! Так и лезет в каждую дыру. Все ему надо!
— Это ла-адно! Увидите потом — новый-то инженер — немец вам хвост на морду завернет. Завоете. Пить-то некогда будет.
Наверно, нужно было зайти в цех и разъяснить обстановку, но что-то сдержало меня, и я вышел во двор. Хлестал дождь.
В самом дальнем углу за комбайнами показался Каштанов, который ходил вдоль забора, опустив голову. Увидев меня, он судорожно стал вытирать обеими ладонями глаза и щеки, всеми силами сдерживая рыдания. Я подошел.
— Что ты? Успокойся! Зачем же так! Будешь еще и главным и директором.
— Да я-то что! Мне наплевать! Отец умер. Узнал обо мне и не выдержало сердце… Я у них один. Он перед всей деревней гордился мной. А теперь… Уеду я! С вами работать не буду.
Обреченно махнув рукой, он сгорбился как старик и побрел от меня. Его болотные сапоги грустно хлюпали по грязи. Дождь в истерике бился в лужах. Крыши домов, как переполненные морем слез, лили на землю мутные потоки. Работающий в стороне старенький трактор трясся как в рыданиях и нервно гремел капотом. Казалось, само горе билось вокруг.
Я стоял, не чувствуя себя, был потрясен, готов бежать за уходящим, просить прощения, но коварное чувство власти и уверенности, что я особенный человек, сдержало меня.
Сняв шляпу и не чувствуя дождя, я зашагал к машине. Захлопнув дверцу, приказал шоферу.
— Гони обратно в город, в управу!
— Пообедать бы не плохо. С утра не ели. Может в столовую завернем?
— Гони, я тебе говорю! Оголодал!
Машина зло рявкнула мотором и рванулась, разбрызгивая черную грязь на отмытую дождем зеленую траву. Стеклоочистители, как сумасшедшие носились перед лицом, еще более раздражая и вызывая отвратительную злость. Я нахлобучил сырую шляпу до глаз и, сжав зубы, трясся на жестком сидении вездехода, еле сдерживая себя, чтобы громко не закричать и не заплакать.
О случившемся я не сказал никому, но помнил об этом всю жизнь, и воспоминания эти всегда тяжело всплывали во мне, когда приходилось соприкасаться с судьбами людей.
Сосед надолго замолчал. Потом Белов услышал сдерживаемый стон и увидел, как тот, бледнея, потянулся к стулу за лекарством, но вдруг рука его опустилась и бессильно свесилась с кровати, а голова упала на подушку лицом вниз. Из груди его вырвался звук, как будто он сбросил с плеч тяжелый, непосильный груз.
Белов, не помня себя, вскочил и, не отрывая глаз от соседа, нажал сигнал срочного вызова врачей.
Он не убирал палец со спасительной кнопки до тех пор, пока прибежавшие люди не уложили его в постель. Белов зажал уши руками, но звук тревожного звонка продолжал звучать внутри его самого, сотрясая все тело. Он не помнил, долго ли был в состоянии шока, а когда немного пришел в себя, то первым делом посмотрел на соседнюю кровать.