— Не-е-е-т, пусть уезжает!
Она не пошевелилась. Никак не прореагировала на эти слова. Смотрела и смотрела на нас, слезы заливали лицо и падали на пол. Казалось даже, что мы слышим, как они глухо стучат об него.
Первым пришел в себя Федя.
Вы извините, мы вас понимаем, — сказал он. — Но и вы нас поймите. Ребята не могут простить. Надо ему уехать. Для него же будет лучше… И для вас… Правда, ребята?
Слезы взрослого человека — матери полностью разрушили наше дерзкое настроение. Большие ростом, в принципе мы были еще детьми. Напускная, выпирающая из нас решительность и уверенность, уступили место детской жалости и привычному доверию к словам взрослого человека. Мы все опустили головы и молчали. Неловкая тишина повисла в комнате. Женщина тяжело вздохнула и сказала, вытирая слезы концами головного платка:
— Я понимаю вас, мальчики.
Она еще постояла, посмотрела на каждого из нас добрыми, грустными глазами, потом подняла платок с плеч на голову, провела рукой по щекам, стирая остатки слез, и тихонько вышла за дверь. А мы по-прежнему стояли в растерянности и смотрели в пол. Наконец, кто-то из нас выразил общее настроение:
— Жалко мать-то!
Мы разом зашевелись, бросились заправлять кровати, одеваться, умываться. Все делалось без слов, как бы автоматически. Было видно, что все думают об одном.
>— Смотрите! Вон они. Пошли уже, — сказал Мишка.
Все кинулись к окну. С высоты четвертого этажа мать и сын казались маленькими и одинокими, усталыми странниками, двигавшимися без цели и надежды. Мать держала на согнутой руке плащ и смотрела в землю. Левка шагал сзади, оглядываясь исподлобья по сторонам. Несколько минут мы молча смотрели на них, а потом Петруша сказал:
— Давайте догоним. Пусть остается, а?
Мы дружно бросились к своим ботинкам, облегченно переглядываясь и скрывая радостные улыбки. Но Федя нас остановил:
— Бесполезно. Она его не оставит. Мать ведь! Будет все время за него дурака, бояться.
Когда мы опять подошли к окну, ушедших уже не было видно. Стоявший на остановке трамвай жалобно позвонил, завыл мотором и двинулся, загремев колесами. Скоро он скрылся за соседним домом. А мы все смотрели на пустынную улицу, не желая верить, что исправить уже ничего нельзя. Наконец Федя, тяжело вздохнув, сказал, обращаясь к Мишке;
— А ты тоже, ротозей порядочный. На замок надо было деньги закрывать. Шляпа!
Мишка, всегда бойкий в разговоре, на этот раз угрюмо молчал, упершись лбом в оконное стекло.