Несколько раненых сидят чуть поодаль от других, в тени под навесом караульного помещения. Рафаэль де Аранго, покинув Монтолона и переводчика, направляется туда, меж тем как французские и испанские санитары начинают одного за другим переносить и переводить их на улицу Сан-Бернардо в дом маркиза Мехорады, где развернут полевой лазарет. Это выжившие артиллеристы и волонтеры. Отделенные от гражданских, они ожидают отправки, раз уж добрая воля французского майора облегчила дело.
– Как себя чувствуешь, Алонсо?
Второй капрал Эусебио Алонсо, распростертый в луже липкой подсыхающей крови – бедро у самого паха перетянуто жгутом, замотано уже набухшими кровью бинтами, – обращает к лейтенанту помутнелый взор. Его очень тяжело ранило в последние мгновения схватки за орудия.
– Да бывало и получше, господин лейтенант, – еле слышно отзывается он.
Аранго, присев рядом с ним на карточки, разглядывает его – лицо старого солдата осунулось и выпачкано грязью, глаза воспалены усталостью и страданием, волосы растрепаны, на лбу, в усах, на губах запеклась кровь.
– Сейчас мы тебя отнесем в госпиталь. Там тебя живо поставят на ноги…
Алонсо, качнув головой, слабым движением руки показывает на низ живота:
– Рана в пах, как у тореро… Сами знаете, что это такое… Отчаливаю… Неспешно, но неуклонно…
– Глупостей не говори. Заштопают тебя, будешь как новый. Я сам прослежу, чтобы все было сделано по чести.
Капрал слегка морщится, словно эти слова причиняют ему какое-то беспокойство. Спустя много лет, занося на бумагу подробности этого дня, Рафаэль де Аранго точно воссоздаст все, что сказал ему тогда Алонсо.
– Лучше займитесь теми, кому еще можно помочь… Видите – я не жалуюсь, никого не зову… Разве что смерть, чтобы отдохнуть наконец. Ничего… Умираю за моего короля и при исполнении, как говорится…
Позаботившись, чтобы Алонсо доставили в лазарет (где тот скончается уже в самом скором времени), Аранго приближается к лейтенанту Руису, которого как раз в эту минуту кладут на носилки. Лейтенант, до сих пор не получивший никакой помощи – не считать же таковой наскоро сделанную перевязку, – мертвенно-бледен от потери крови. Дышит с трудом и перебоями, и Аранго, не знающий, что он страдает астмой, с ужасом думает, что у Руиса разворочены легкие.
– Сейчас, сейчас, Руис, – склоняясь над ним, говорит Аранго. – Сейчас тебя унесут, вылечат.
Раненый смотрит на него, явно не понимая, что происходит.
– Меня… расстреляют? – слышится наконец его замирающий, слабый голос.
– Да ну, полно тебе… что за чушь?! Все уже позади.
– Погибнуть вот так… Обезоруженным… На коленях… – Грязная кожа на лице лоснится от обильной испарины. – Срам какой… Смерть, недостойная солдата…