Причин возмущаться у меня не было. Десять тысяч орхидей в оранжерее под крышей старого особняка из бурого песчаника принадлежали Вулфу, а не мне. Да, он обожал ими хвастаться – это бы нравилось любому на его месте. Однако сейчас он вмешался совсем по другой причине. Он собирался надиктовать мне несколько писем и решил, что если я пойду показывать Люси Хейзен орхидеи, то вернусь неизвестно когда. Много лет назад Вулф без особых на то оснований вбил себе в голову, что я напрочь забываю о времени в обществе привлекательных молодых особ, а если уж он что-то решил, то переубедить его – совершенно непосильная задача.
Зазвонил телефон. Я подошел к аппарату на моем столе и, сняв трубку, произнес:
– Кабинет Ниро Вулфа, Арчи Гудвин слушает.
Оказалось, что это мясник из Нью-Джерси, делавший колбаски по особому рецепту Вулфа, хотел узнать, готовы ли мы принять партию его товара, и я переключил его на кухню, где хозяйничал Фриц. И чем же занять время страдающему без дела частному детективу с официальной лицензией? Решив поработать ищейкой, я осмотрел норковую шубку посетительницы, но, увидев лейбл «Бергман», счел подобный осмотр излишним и повесил шубку обратно на спинку кресла. Затем я взял со стола револьвер, из которого, согласно заверениям миссис Хейзен, она не собиралась убивать своего мужа. В руках у меня оказался «дрексель» 32-го калибра, начищенный, в прекрасном состоянии и полностью заряженный. Серьезная игрушка. Такого красавца не следует таскать по городу даме, особенно если она не имеет разрешения на ношение огнестрельного оружия. Затем я принялся разглядывать чек. «Ист-Сайд банк». Подпись: Люси Хейзен. Ничего подозрительного. Я убрал чек в сейф. Глянув на часы, я включил радио, чтобы узнать дневные новости. И, слушая их, стал потягиваться. В Алжире волнения. Строительный подрядчик из Статен-Айленда отрицает, что ему покровительствует кто-то из политиканов. Фидель Кастро рассказывает кубинскому народу, что люди, стоящие у руля власти в правительстве США, – это сборище бездельников (моя интерпретация)… А затем:
«Сегодня в переулке между зданиями на Нортон-стрит в Нижнем Вест-Сайде был обнаружен труп Барри Хейзена. Его убили выстрелом сзади. На момент обнаружения он был мертв уже несколько часов. В настоящее время мы не располагаем подробностями произошедшего. Мистер Хейзен был известным консультантом по связям с общественностью. Лидеры демократической партии в Конгрессе, по всей вероятности, решили сосредоточить свои усилия на…»
Я выключил радио.
Подойдя к столу Вулфа, я взял револьвер и со всех сторон обнюхал дуло. Поступок глупый, но в данных обстоятельствах естественный. Когда вы хотите выяснить, пускалось ли недавно в ход оружие, то первым делом его обнюхиваете – это происходит автоматически. Впрочем, запах вы почувствуете, если из него стреляли действительно недавно, скажем, в пределах получаса, и у стрелявшего не было возможности его почистить. Я осмотрел револьвер, а затем убрал к себе в стол. Сумка нашей гостьи осталась на красном кожаном кресле. Я открыл ее и вынул все содержимое. Там имелось все, что только может оказаться в сумке у обладательницы норковой шубки от «Бергмана», но ничего сверх того. Я извлек из ящика стола револьвер, вытащил патроны и внимательно изучил их с помощью лупы – вдруг один-другой окажется светлее, а значит, и новее. Нет, все патроны выглядели совершенно одинаково. В тот самый момент, когда я убрал револьвер обратно в ящик, раздался шум спускающегося лифта. С глухим стуком он остановился, и я услышал, как открылась его дверь. Вошла миссис Хейзен, а за ней и Вулф. Она подошла к красному кожаному креслу, взяла сумку, бросила взгляд на стол Вулфа и повернулась ко мне: