Юрий Терапиано – действительно большой поэт. Стихи его – одни из тех, за которыми, как когда-то говорилось в Цехе поэтов, «открываются поля метафизики». Слова в них как бы приобретают новый смысл, созданный мелодией звуков и ритмом, преображающим содержание стихотворения.
Я киваю:
– Да, как поэта вас еще не открыли. Но не сомневайтесь, откроют – и прославят.
И, уже смеясь, цитирую себя:
И зачем вам славу ждать?
И зачем о ней мечтать?
Слава все равно придет,
Не сейчас, так через год,
Или после смерти.
На следующий вечер я ждала его, чтобы вместе с ним ехать в Париж обедать. Он вошел ко мне и сказал:
– Поезжайте одна. Мне что-то нездоровится. Я приму аспирин и лягу – даже пасьянс раскладывать не буду. Извинитесь за меня, объясните и кланяйтесь. Нет, беспокоиться нечего. За ночь все пройдет.
Я беспечно уехала, мне и в голову не пришло, что это начало конца жизни Терапиано.
– Завтра все пройдет, – сказал он. Но назавтра ему стало хуже, и он остался лежать. Домашний доктор не мог определить, что с ним, и отправил его в клинику для исследований. Там выяснилось, что это последствия неудачно сделанной операции – удаления желчного пузыря, через двадцать пять лет неожиданно, с таким опозданием, проявившейся.
«Нет, это не представляет жизненной опасности и не требует новой операции, требуется только серьезное лечение, отдых и уход», – решили доктора. Он вернулся в Ганьи и стал исполнять предписания врачей – серьезно лечиться и отдыхать, не вставая с кровати. Уход за ним – необычайно тщательный – взяла на себя его большой друг, Аглая Шиманская. С ней он познакомился вскоре после войны, когда она только начинала свою поэтическую карьеру. Он помог ей стать настоящим поэтом, а теперь она в свою очередь пришла ему на помощь и даже переехала из Парижа в Ганьи.
Но доктора ошиблись. Время шло, а ему становилось все хуже. К тому же у него появились ежедневные боли. И тут-то начался его мученический, медленный спуск к могиле, длившийся целых четыре года.
Я тогда уже покинула Дом в Ганьи, но часто навещала Терапиано и со все возрастающим огорчением следила за тем, как он слабел. Надежды на его полное выздоровление уже не оставалось. Все же в таком состоянии он мог еще долго жить. Но с Аглаей Шиманской, своими заботами о нем буквально вдыхавшей в него жизнь и удерживавшей его на земле, случилось несчастье. Она упала и сломала ногу. Перелом оказался очень сложным. Ее оперировали, и она долго находилась в клинике.