«И это тоже провинциально. Тебе следует носить черный шелковый ридикюль. А сейчас вы увидите, какой из меня прорицатель: ты мечтаешь стать концертной пианисткой!»
«Вот уж, – сказал Ван с негодованием. – Ничего подобного. Да она ни единой ноты не может взять!»
«Ну нет так нет, – сказал Демон. – Наблюдательность не всегда мать дедукции. Впрочем, я не вижу ничего непристойного в платочке, брошенном на “Бехштейне”. А отчего ты, любовь моя, так зарумянилась? Позвольте мне процитировать несколько строк ради “комической разрядки”:
Lorsque son fi-ancé fut parti pour la guerre
Irène de Grandfief, la pauvre et noble enfant,
Ferma son pi-ano… vendit son éléphant.
Огородное (благородное) “дитя” имеется в оригинале, а вот слон – это мой вклад».
«Да что ты!» – смеясь, воскликнула Ада.
«Наш великий Коппе, – сказал Ван, – конечно, безнадежен, но у него есть один прелестный стишок, который Ада де Грандфиф, присутствующая здесь, несколько раз перевела с большим или меньшим успехом».
«Ах, Ван!» – вставила Ада с игривым лукавством, ей несвойственным, и зачерпнула горсть соленого миндаля.
«Послушаем, послушаем», оживился Демон, беря орешек из ее сложенной ковшиком ладони.
Точная согласованность движений, искренняя радость семейного единения, никогда не спутывающиеся нити марионеток – все это легче описать, чем вообразить.
«Только самые крупные и безжалостные художники, – сказал Ван, – могут пародировать старые повествовательные приемы, а переложение известнейших стихотворений можно простить лишь своим близким. Позвольте мне предварить результат, полученный кузиной – кузиной вообще, так сказать, – пушкинской строчкой, которую я хочу привести ради звучной рифмы —»
«Ради ползучей рифмы! – воскликнула Ада. – Перевод, даже моей выделки, подобен превращению гюрзы в кирказон – все, что осталось от изысканной аристолохии».
«И того, что осталось, – сказал Демон, – предостаточно для моих скромных нужд и таковых же моих маленьких друзей или подруг».
«Итак, – продолжил Ван (пропуская мимо ушей неприличный, на его взгляд, намек, поскольку жители Ладоры исстари применяли это злополучное растение не столько против змеиных укусов, сколько для облегчения родов очень юных матерей и называли его “целовником”), – стихи на случай сохранились. Я их имею. Вот они: “Leur chute est lente” – воротились…»
«О да, ко мне-то воротились, – перебил Демон. —
Leur chute est lente. On peut les suivre
Du regard en reconnaissant
Le chêne à sa feuille de cuivre
L’érable à sa feuille de sang.
Дивная вещица!»
«Да. Это Коппе, а теперь кузина, – сказал Ван и продекламировал: