— Скатертью дорога, свиноматка сраная. — Мысленно благословил я ее, и дождавшись пока данная туша покинет помещение вновь, в этот раз куда как внимательнее, огляделся по сторонам.
Вокруг были всё тот же слегка пульсирующий мясной купол, светящаяся бородавка переросток, расположенная в стене «дверь», костяные опоры, не менее костяной пол, а ещё… Пять полукругом расположенных на этом самом полу внушительных куч какой-то довольно густой непроглядной серой слизи, в одну из которых я сейчас и оказался засунут таким образом, что из этой самой кучи торчали только моя голова, а также кусок живота, из которого в свою очередь тянулась и уходила куда-то мне за спину в такт все тем же стенам пульсирующая… Пуповина. Самая натуральная пуповина, которую я некоторое время и гипнотизировал взглядом пытаясь понять, чего делать дальше. Пытаясь понять, как мне сейчас в кратчайшие выпутаться из всего этого непонятного дерьма, потому как, просто молча, с заведомо очевидным итогом, торчать тут набирая некую «питательную ценность», было явной тупостью.
— Значит, так. — Мысленно принялся рассуждать я, невзначай пробежав взглядом по четырём прочим запертым здесь со мной… Плодам. — Первым делом мне нужно…
— Покайся, брат! — Внезапно, явно обращаясь к моей персоне, в полный голос заорал один из пленников. — Покайся в грехах брат, и тогда, ежели ты будешь искренен, то отец наш небесный великой милостью своей спасёт грешную душу твою, вырвав её из сих адских чертогов, и перенеся оную райские кущи! Покайся же брат! Ибо сей ад, и демоны его населяющие предначертаны только самым неисправимым грешникам, однако ежели в твоей душе есть хотя бы крупица веры, то…
— Ты сам то как? — Резко скривившись не в последнюю очередь от того, что этот хрен сейчас своими воплями сбил меня с мыслей, как бы невзначай поинтересовался я у оного. — Истово веруешь? Али так… По обстоятельствам?
— Истово! — Пуще прежнего заорал мужик. — Истово верую! Истово веруют в отца нашего небесного! Истово!
— И во всех своих грехах ему стало быть уже поди покаяться успел, да? — В моем голосе порезался неприкрытый сарказм.
— Истинно так! Во всех грехах я покаялся пред отцом небесным! Во всех грехах я покаялся, даже в мыслях ничего пред ним не утаив!
— Точно, во всех?
— Да!
— Тогда почему ты все ещё по-прежнему здесь, а не в этих своих вожделенных райских кущах? Стало быть, не во всем ты покаялся, негодник этакий. Не во всем.
— Я… — Открыл было рот мужик, однако сразу же осёкся.
— Правильно! — Тотчас пришёл ему на смену уже другой пленник. То и дело срывающийся на истерический хохот пленник. — Так ему, фанатику сраному! Пусть лучше заткнётся, а то задрал уже с этим своим отцом небесным. Все блажит и блажит, козел. Все блажит, и…