Его скорби не было конца.
И надо было научиться с этим жить.
* * *
Констан ослабил пояс и снял альбу. Расстегнул пуговицы и стянул нательное облачение, повесив одежду у кровати. Внезапно незапертая на ключ дверь комнатки неспешно отворилась. Дюмель вздрогнул и обернулся.
Зрачки расширились от страха. По спине пробежал холодок.
В дверном проеме застыл Кнут Брюннер.
Они долго и молча смотрели друг на друга в вечернем сумраке комнаты.
Кнут стоял, нахмурившись, опираясь двумя ладонями о дверной косяк. Он изменился. На лице добавились лобные морщины. Волосы на голове коротко сбриты. Темная щетина на щеках подчеркивала резкость его скул. Взгляд нездоровый, больной, грубый. Он был одет в офицерскую форму. На погонах и рукавах — новые нашивки: получил звание. Одежда в мокрых пятнах от дождя.
Огонь настольной лампы освещал Дюмеля, застывшего в немой позе между столом и кроватью. Он не успел переодеться и стоял перед немцем в одних брюках. Тени плясали на его широких плечах и голом торсе. Брюннер смотрел, как вздымаются от волнения, от учащенного дыхания его грудь и живот.
— Вот и вновь встретились. Преподобный. — Глухо произнес он. Его голос резанул Констана по сердцу.
Что ему надо? Что он хочет? Он получил желаемое: почести от очередного звания, смену обстановки на несколько месяцев, а главное — почувствовал власть над Дюмелем, тогда, в здании администрации. Он насытился сполна. Чего хочет еще? Продолжения душевных мук несчастных французов?
Дюмель молчал и ждал, что будет дальше. Что сделает, что скажет Брюннер.
— Я решил: если не успею к службе, то увижусь с вами лично после нее, наедине.
Губы исказила кривая улыбка, глаза сузились. Через мгновение он распрямился, чуть пошатнувшись и тяжело опираясь о закрываемую за собой дверь, опуская одну руку. Он же пьян! Как тогда смог доехать по мокрой от дождя дороге, чудом не разбившись?
— Я знаю ваше горе. — Произнес он, прямым взором взглянув в глаза Дюмелю.
Тело окатило ледяным холодом. Потребовались нечеловеческие усилия, чтобы устоять на ногах, не выдать себя.
Он до сих пор следит за ним. Зачем. Чего хочет. Почему именно он, Дюмель. Почему никто другой…
— Я понимаю вашу скорбь. И разделяю вместе с вами. — Кнут сделал пару достаточно уверенных шагов в сторону Констана. — Я ведь тоже человек, несмотря на то, что вы хотите приписать мне личину зверя, как и всем немцам. Во мне тоже есть чувство сострадания.
Брюннер усмехнулся. Констан не ответил. Он, застыв, продолжал смотреть на Кнута.
— Между нами можно найти общее. — Немец сделал еще пару шагов в сторону Дюмеля. Он остановился у изножья кровати и схватился за ее спинку. Послышался уловимый запах перегара. — Мы оба — люди. Мы оба — страдаем. Но в наших силах начать всё с начала, смирившись с потерей. Надо жить дальше, Констан. И продолжать бороться.