Комментарии – сплошной женский восторг. «Ах, Павел, вы – великолепны», «Маэстро Карусски, на вашей выставке в Париже я приобрела Ваше кольцо «Смятение» – это настоящее женское смятение, я просто очарована». «Ждем новых шедевров, Вы – неподражаемы…»
Шедевры мастера впечатляют.
«Да, безусловно, это искусство», – думаю я.
Все эти запутанные нити, ограненные аквамарины, перевоплощенные в капли воды, лепестки вычурных цветов, облитые эмалевой глазурью. Чудно, необычно… Но так знакомо. Я мучаюсь несколько минут этим «дежавю», когда меня потрясает простой ответ: это же ее, Анаис, рисунки!
Пораженная этим открытием, ищу дополнительные доказательства своей правоты и нахожу. Много, очень много знакомых с юности паутин, фантастических силуэтов, необычных бабочек.
Я рада за Анаис − ее картинки превратились в кольца, серьги и колье и объездили весь мир. И, судя по отзывам, эти необычные вещи ценятся!
Но первая радость сменяется непониманием: а где же ее имя? Я везде вижу славу маэстро Павла, но нигде не вижу ее.
На сайте я нашла телефон официального представительства «Ювелирного Дома Карусски» в Москве. Оставляю свой телефон для супруги маэстро.
Через час звонок с незнакомого номера.
«Вероника, привет!»– это Анаис.
И дальше поток, лавина, стремительное течение эмоций: слезы, воспоминания, признания и откровения… В общем, это – наши 10 лет врозь.
Анаис с мужем живут в Милане давно. Там их ювелирная фабрика и дом.
Когда я восторженно отзываюсь о том, что она замужем за знаменитым ювелиром, она скромно отнекивается: «Да ладно тебе, ничего особенного».
− Как «да ладно»? В интернете видела, что Федор Бондарчук – его друг, и Сергей Безруков уважает.
− Да, есть такое…
− Анаис, многие его изделия очень напомнили мне твои рисунки, которые ты еще в институте рисовала. Это ведь ты придумала?
− Ну мы вместе работаем. Как-то не разделяем, кто из нас идею привнес.
И тут я опять ее вспомнила – открытая, но не до конца, веселая, но с каплей грусти, общительная, но не болтает лишнего.
− Приезжай в Москву, увидимся, посидим.
На том и условились.
Через месяц мы встретились в одном их московских ресторанов.
Где высокая тонкая нимфа с копной волнистых волос?
Нет ее. Передо мной уставшая, чуть поникшая, с мальчишеской стрижкой Анаис. Любой ее жест – это усталость, любое ее слово – признание тяготы жизни, мои расспросы о семье спотыкаются о несколько шаблонных закрытых фраз. Одно мне очевидно – она несчастлива.
Маэстро Павел Карусски колесит по выставкам без жены, его окружают блестящие женщины и именитые мужчины, а моя Анаис – рисует на клочке салфетки космические паутины.