Обсудили всех сокурсников, вспомнили светлые беззаботные времена. Ее глаза наполнились слезами − это было неожиданно для меня.
−Вероник, кто бы мог подумать, что это были самые счастливые наши времена… Мне потом в жизни никогда не было так хорошо, как в те 5 институтских лет.
− Но, подожди, у тебя такая яркая судьба. Никто из нас так и не стал художником, а ты стала. Вы с мужем делаете великолепные вещи. Он, наверное, необычный человек. Как вы познакомились?
И она рассказала захватывающую историю их романа, который начался на первой ее работе после института, где он был директором творческого ювелирного объединения, а она – новичком-стажером. Как закрутилось у них все, а ее родственники его не одобрили – разведенный мужчина никак не подходил мечтательной Анаис. Как у него возникли серьезные проблемы с руководством объединения, как они перешли в открытый конфликт и как они вдвоем бежали в Москву. Живя здесь на птичьих правах, все же родили сына, а потом уехали в Италию, в тепло и влажность средиземноморья.
− Вот это любовь! – бормочу я.
− Да ладно, все как у всех, – скромничает Анаис.
− Карусски – это настоящая фамилия Павла?
− Нет, конечно. Его фамилия – Петров. Что с такой фамилией придумаешь? Вот и придумал себе Карусски – первое, что пришло в голову. Звучное, на иностранный манер
И это все, что она говорит о своей семье. Несколько светлых бликов мелькнули у нее в глазах при разговоре о сыне, и все…
Наш разговор все время возвращается к общей юности, и мы ежеминутно произносим: «А помнишь…» И дальше смех, воздетые к потолку взгляды, пытаемся восстановить картинки прошлого.
Расставаясь, я с грустью гляжу ей в след – за 10 лет пропала моя Анаис. Нет ее задранного носа, нет ее чуть отстраненного взгляда из-под полуопущенных ресниц. Нет ее кокетливого жеста рукой, когда она откидывала непослушные волосы с лица.
…И опять мы потерялись. Нет, мы, конечно, высылали друг другу милые открытки по праздникам. Всего-то…
Но однажды она мне позвонила и сказала, что муж ушел от нее. К другой, молодой. Безобразно ушел. Говорят, лучшая защита – нападение. Знал, что подлость совершает, но нападал на Анаис, обвинил, что она виновата в последних неудачных коллекциях.
Брызгал слюной, махал напряженной ладонью перед ее глазами, требовал, чтобы она уезжала назад, в Россию.
А она, молодец, сказала ему простое твердое «Нет».
И начала все сначала. Милые, добрые итальянцы, коллеги по работе, поддержали ее. Знали ее, как мечтательную, трудолюбивую Анаис, работать с ней в радость.
Она рисовала новые причудливые узоры душными ночами, потом садилась за компьютер, строила цифровые модели, потом сына вела в школу. В обед жевала пасту и тихо иногда плакала. Никто не видел, но она мне призналась, что плакала совсем чуть-чуть, боялась раскиснуть. А нельзя ей, она одна с мальчиком своим.