- Выглядит как склеп моей прабабки, - пробормотал Берхард, - Не думал, что Орден лазаритов пришел в такое запустение, чтобы перестать следить за своим хозяйством.
- Орден Святого Лазаря переживает не лучшие времена. Но сломили его не бретонцы, велеты, бритты, лангобарды, сарацины, мавры, вестготы, свевы, аланы или вандалы. И уж точно не кельты, терроризировавшие эти края двести лет назад. По-настоящему его сломили Рачьи Войны.
Берхард насупил брови. Проживший всю жизнь в Салуццо, он имел слабое представление о событиях в большом свете и никогда не интересовался политикой Святого Престола или императорского двора. Что не мешало ему подчас демонстрировать дьявольскую проницательность, нередко удивляя Гримберта.
- Неудивительно, что единственные претенденты на этот кусок окаменевшего навоза – морские раки.
- Рачья Война не имеет отношения к ракам.
- Тогда почему она именуется рачьей?
- Знаешь, какой цвет приобретают раки, когда их варят?
- Красный, сдается.
- Да, красный. Как кардинальская сутана. Но дело не только в цвете. Тебе известно, как дерутся раки?
- Не интересовался.
- Они дерутся на самом дне, куда не проникает солнечный свет, среди вечной темноты и холода. Очень ожесточенно, отхватывая друг от друга целые куски. Точно такая же война кипит между досточтимыми прелатами и отцами Церкви, только о ней не возвещают герольды и выстрелы орудий. Это очень тихая война где-то глубоко на самом дне, о которой мы можем судить лишь по редким всплескам на поверхности, но она бывает такой же ожесточенной, как крестьянский бунт или баронская резня. Епископы и кардиналы тянут одеяло на себя, не обращая внимания на треск швов, а церкви, приходы, кафедры, монастыри и Ордена – не то фигуры на шахматном столе, не то – блюда на обеденном.
- Святоши делят свой собственный пирог, - кивнул Берхард, - Не думай, что я вчера родился, мессир.
- Ты даже не представляешь, насколько они неутомимы в этом занятии! Иногда мне кажется, что их интриги принесли его святейшеству больше головной боли, чем все ереси мира вместе взятые. Как император в Аахене вечно окружен интригующими придворными, клевретами и вассалами, тщащимися урвать кусок от имперских земель, воспользовавшись его милостью и оклеветав недругов, так и папский двор безустанно интригует, кляузничает и ведет сам с собой бесконечную игру, которая то возносит вчерашних скромных отцов Церкви к вершинам власти, то заставляет их низринуться в пучину. Такие же порядки царят среди Орденов монахов-рыцарей. Со стороны они могут выглядеть нерушимой христианской гвардией, спаянной преданностью Святому Престолу, но на деле…