- Бога ради, не сейчас! – одернул его Гримберт, - Кажется, бой вот-вот закончится.
***
Он оказался прав. Поединок продлился еще двадцать секунд или немногим более того. «Ржавый Жнец» устремился было в решительное наступление, оттесняя массивным корпусом своего более легкого противника, и в какой-то момент Гримберту даже показалось, что тот откроется, подарив сиру Томашу победу. Но он недооценил сира Ягеллона, кем бы тот ни был.
Мастерским движением тот крутанулся вокруг своей оси, так легко, будто управлял не многотонной боевой машиной, а соломенной куклой. И прежде чем медлительный «Жнец» успел сориентироваться, все уже было кончено – орудие «Варахиила» выплюнуло короткий оранжевый язык пламени. На фоне лязга стальных доспехов и грохота брусчатки выстрел прозвучал негромко, но бой мгновенно прекратился сам собой. «Ржавый Жнец» замер почти тот час. На его глухом тяжелом шлеме темнела небольшая угольно-черная опалина, почти незаметная на фоне многочисленных шрамов и отметин на броневой стали, но поставившая неумолимую точку в поединке – безжалостный символ поражения.
- Прощайте, мои пять монет, - вздохнул Шварцрабэ, укоризненно поглядывая на «Серого Судьи», - Что ж, могу засвидетельствовать, что победа была славной и совершенно честной.
Монахи-рыцари встретили эту победу молча, не проявляя чувств. Кажется, единственным из присутствующих, на кого она по-настоящему произвела впечатление, был Франц Бюхер. Он заворожено наблюдал, как боевые машины, раскаленные после боя, медленно опускаются наземь, окутанные клубами пыли и пара. Ни дать, ни взять, сейчас представлял себя на месте победителя, позволив воображению пририсовывать к этой упоительной картине восторженных дам и лавровые венки.
Сопляк, подумал Гримберт, испытывая более раздражение, чем злость. Простодушный сопляк, начитавшийся рыцарских романов и ждущий очереди проявить себя. Такие обычно долго не живут, восторженность и романтизм – худшие спутники для раубриттера. С другой стороны, никогда не знаешь, как тобой распорядится судьба. Вдруг Францу встретится на жизненном пути щедрый сеньор, готовый возложить на него необременительные обязанности – и тот встретит старость в собственном, пусть и небольшом, замке, окруженный многочисленными отпрысками и теплом семейного очага…
Сир Ягеллон соскочил на землю легко и изящно, почти беззвучно, оправдывая свое прозвище – Стерх из Брока. В нем и верно угадывалось нечто птичье, быть может, из-за худощавой фигуры, по-орлиному внимательного взгляда и какой-то холодной сдержанности, свойственной многим хищным птицам. Облачен он был в щеголеватый комбинезон, расшитый серебряной и золотой нитью, но наметанный глаз Гримберта мгновенно определил, что его броскость – скорее заслуга портного, чем свидетельство платежеспособности хозяина. На комбинезоне угадывались аккуратно зашитые прорехи и потертости, безжалостные признаки того, что сир Ягеллон знавал и лучшие времена. Еще более явственным признаком было то, что к раскаленному после боя «Варахиилу» не устремились слуги и оруженосцы, спешащие проверить уровень масла, заменить смазку и смахнуть с золоченой брони въевшуюся пыль. Однако сир Ягеллон держался с таким холодным достоинством, будто и вправду был орлом в окружении облезших ворон.