Заминка вышла совсем короткой, и вскоре за спиной вновь раздался свист плети. Чудовищной силы удар обрушился на израненную спину, но в этот раз все было как-то иначе. Я не закричала, оглушенная странным хрустом, а после этого вся боль исчезла. Тело больше не принадлежало мне, я не могла даже пошевелить ногами, ведь их будто не стало. Я совсем… совсем их не чувствую. Прижимаясь щекой к теплому камню мостовой, я вдруг четко осознала, что на этот раз никакая лечебная мазь мне не потребуется — этот день станет моим последним.
Пусть мне нет и одиннадцати лет, но вместе с кровью рот наполняла горечь сожалений. Я сожалела, что так и не получила возможности вновь увидеть папу, что не дожила до дня экзамена в школу Фандагерон, что не стану великой заклинательницей и что оставляю Огонька одного в таком недружелюбном мире. Но все сожаления перебивал запах мяты, что росла совсем близко. Почему-то больше прочего я сожалела, что уже не попробую мятный зефир — лакомство, которое отец часто покупал, возвращаясь домой после очередного задания. Лакомство, которое было слишком дорогим для той, что получает жалование в три медные монетки.
Следующий удар должен был завершить мой земной путь, однако внезапно в воздухе повисла капля чернильной тьмы. Она прочертила темную линию до земли, будто поглощая само пространство, а после линия стала расширяться, открывая внутри себя проход в неведомые земли.
Из прохода, источая мощную темную энергию шагнул человек в простом дорожном плаще, за спиной которого висел до боли знакомый духовный лук. Он обвел взглядом двор и, увидев меня, тут же бросился на помощь:
— Эра! Эра, доченька! Родная, боже, как же это… — задыхаясь от ужаса закричал человек голосом моего папы.
Папы? Это мой папа? Он жив? Он вернулся? Слава богам, папочка. Я снова тебя увидела.
— Х… Хакан?! — в ужасе отшатнулась назад Эдиз.
— Папа… — едва слышно прохрипела я, а струйки крови стекали изо рта на землю. — Не ешь еду тетушки, кх-х… Там яд…
Звуки стали отдаляться, а взор застила темнота, и мне оставалось лишь надеяться, что он внемлет моему предупреждению. Я ведь помню, что тетушка хотела сделать. Но… поверит ли он? Он же… поверит мне? Темнота пугала, но ее объятия были неизбежны. Поэтому я засыпала и искренне считала, что это уже навсегда.
Мне показалось, что я закрыла глаза совсем ненадолго. Звуки вновь ворвались в затуманенный разум, и я услышала разговор двух мужчин, одним из которых был мой дорогой папочка.
— Что ты стоишь, демоны тебя раздери?! Сделай же что-нибудь! Спаси ее! — кричал отец, и я клянусь, что прежде никогда не слышала от него такого тона.