— Ты так скоро сам взлетишь, и крылья не понадобятся, — с дружелюбной насмешкой молвит рядом женский голос.
Обернувшись, я вижу Тициану Белаква. В своем полотняном фартуке, с сумкой через плечо легкой походкой она идет со стороны Руджеро, возвращаясь после обхода пациентов.
— Здравствуй, синьорина, — я замедляю шаг и кланяюсь. — Как поживают твои братья? Доротео сказал, они пошли с тобой к больным.
— Впервые слышу, — Тициана удивленно поднимает темно-русые брови, чуть более темные, чем пепельные волосы. — Я опять ходила без них. Маэстро Амедео любезно меня сопроводил. Он нашел себе в «Виноградной грозди» новую натурщицу, такую красавицу.
— Рад за него, — сухо замечаю я. — Разве он не занят работой над портретом синьорины Корелли?
— Наверное, — Тициана пожимает плечами, ее яркие глаза улыбаются, когда я раздражаюсь при упоминании Амедео. — Я решила не мешать его творческим порывам и из «Грозди» пошла домой одна. Но, тебе, как вижу, ни место, ни время не являются помехой для развития творческих идей, так что…
— Конечно, я провожу тебя, госпожа, — с поклоном предлагаю я и беру у нее сумку, в которой тяжело бренчат склянки с лекарствами. — Заодно обговорю с твоим отцом поправки в чертежах «Стрижа».
— Надеюсь, он скоро полетит, — весело замечает Тициана. — Мы все очень этого ждем.
Я думаю, что любого другого поколотил бы за манеру говорить так насмешливо о том, что меня волнует. Но эльфийке удается таким образом произносить слова, что даже неуместные шутки кажутся сладкозвучной поэзией. Мы сворачиваем в переулки, которыми начинается Чезониа, проходим маленькую площадь, зажатую между дубовыми дверями храма Четырех Валькирий и чередой лавок — съестных, скобяных и цветочных. От цветочной лавки за нами вдруг спешит мальчишка-посыльный.
— Синьорина, синьорина! Постойте же, за вами не угонишься! — в его руках огромный букет белых лилий; тяжело дыша, он кланяется и вручает цветы удивленной Тициане.
— Я не заказывала цветов, Флавио, — эльфийка вертит лилии в руках, разглядывая изгибы белых лепестков.
Мне приходит в голову, что эти холодноватые, изящные и такие душистые цветы удивительным образом похожи на нее саму.
— Это подарок, — мальчик снова кланяется.
Мы с Тицианой недоуменно переглядываемся.
— Амедео Синьори? — предполагаю я. — Они дорогие.
— Они красивые, — замечает Тициана и подносит букет к лицу, вдыхая аромат. — От кого это?
— Вон, от него, — посыльный оборачивается в сторону лавки и машет рукой, указывая туда, где под навесом расставлены в ведрах с водой охапки срезанных цветов.