Вокруг заросшие лесом каменные руины, частично ушедшие глубоко под землю, покрытые трещинами, либо осыпавшиеся на землю каменной крошкой. Солнце проглядывает сквозь листву деревьев, но среди древних стен полутемно, холодно, пахнет плесенью.
— Мы недалеко от Атуи на древнеромийской дороге в двух днях пути от Ромии, — объясняю я, невольно потирая ладонями плечи, которых сквозь куртку и плащ коснулась холодящая сырость. — Руины сохранились еще со времен империи цезарей, от древнего города. Часть из них послужила строительным материалом для зданий в нынешней Атуе, думаю, эти стены тоже скоро разделят их участь.
— Что это было за место? — недоумевает Франкетти, разглядывая остатки фресок на стенах, сюжеты которых более чем непристойны. — Мне такое и в голову бы не пришло! Хотя, хм, занятно.
— Это лупанар, — усмехаюсь я. — Картинки для клиентов, не говоривших по-ромийски, иностранных моряков, например, чтобы они могли объяснить девицам, чего хотят. Да, древняя Атуя была занятным городом. Здесь началось восстание рабов, равного которому не знает история Древней Ромии. Я читал о восстании у Луция Севера еще в детстве. Оно случилось до Поворотного момента и сошествия богов, когда и люди, и создания поклонялись языческим божествам. Его вождь Арларик был гладиатором в одной из городских бойцовских школ и выступал на арене. Арларик собрал огромную армию тех, кто хотел получить свободу. И долгое время ему удавалось противостоять мощи целой империи, хотя он не учился военной тактике, а был лишь гладиатором. Армия Арларика одержала несколько крупных побед над войсками империи и дошла почти до стен Ромии, но была разбита легионами Нидия Септима, одного из самых богатых людей Древней Ромии. Септим приказал прибить пленных заживо к столбам и поставить их вдоль этой самой дороги аж до ворот Ромии, чтоб никому из рабов впредь неповадно было ослушаться хозяев. Сам Арларик предположительно погиб в бою. Его тело не нашли. В детстве мне нравилось представлять, что он остался жив, сумел бежать в Гэль и прожил остаток дней свободным.
— Вы ему сочувствуете? — удивляется Франкетти. — Он же был язычником и рабом.
— Он был человеком, — возражаю я, — который поставил перед собой заведомо недостижимую цель, не побоялся к ней идти, повел за собой других и, можно сказать, победил. Ведь его помнят до сих пор. Разве это не воодушевляет?
— Таких, как вы, может быть, — командир «Зеленых лент» пожимает плечами и поясняет: — Большинство народу сделано совсем из другого теста. День прошел, и слава богам — по такому принципу мы живем. Никто дальше собственного носа не видит. Не то что открыть землю, которой нет на карте, или освободить рабов.