— Обвинение с Лазаревых в похищении мага Ермолиной снято. Лазарев может покинуть кабинет.
Лазарев не просто покинул кабинет, а очень шустро, успев только вежливо попрощаться с дознавателем, но не успев сообщить мне, как я буду отсюда выбираться.
— Вернемся к вам, молодые люди. Представитель клана Елисеевых похитил мага.
— Я тогда еще не был представителем клана, — возразил я, чувствуя, что судьба подложила мне очередную подлянку.
— Анна Ермолина выдвигает обвинение против клана Елисеевых, — с нажимом сказал дознаватель, не обратив ни малейшего внимания на мои слова.
— Но я не выдвигаю обвинение против Елисеевых…
Анна растерялась. Признаться, растерялся и я. Почему обвиняют меня, а не Мальцевых?
— За вас выдвигаю я. Будь вы клановым магом, за вас бы решал глава клана, но принадлежность к клану вы потеряли, поэтому в ваших интересах сейчас выступает государство. И государство выдвигает обвинение в отношении нарушившего закон клана.
— Я, Анна Ермолина, присягаю на верность клану Елисеевых в лице Ярослава Елисеева, — неожиданно выпалила Анна и, пока дознаватель соображал, успела произнести клятву полностью. Мне осталось только принять, что я проделал, не раздумывая.
Лазарев старший дожидался нас в машине, хотя мог бы и уехать. Атмосфера и в самом здании дознавателя и около него была очень уж давящей для мага. Не-магу здесь было бы проще, но не-магов сюда приглашали крайне редко, только высокопоставленных особ, для обычных людей хватало полицейских отделений, в которые при необходимости приглашали мозгодера.
Места мы заняли те же: совершенно пришибленная Анна умостилась на переднее сиденье, а я сел рядом с главой недружественного клана.
— Смотрю, выкрутился, — одобрительно хмыкнул Лазарев.
— Вашими молитвами, — довольно резко ответил я. — Или вопреки им? Не вяжутся ваши слова, Андрей Кириллович, с вашими делами.
— Вступил бы в наш клан — получил бы защиту нашего клана, — жестко ответил он. — Захотел независимости — получай все, что с ней связано. Но ты в любой момент можешь передумать.
Он сделал паузу и выразительно посмотрел на меня.
— А не боитесь? — с насмешкой спросил я.
— Чего?
— Что передумаю. Я вошел во вкус власти. Мне нравится, когда надо мной никого нет. Придется вас всех убирать.
Лазарев поперхнулся приготовленными словами и раскашлялся.
— Наглость хороша, когда она подкрепляется силой. В противном случае — это недостаток, с которым нужно бороться. И если я позволяю тебе некоторую фамильярность, то это не потому, что я слаб.
— А потому, что вы нуждаетесь во мне, а я нуждаюсь в вас. Но подставлять меня все-таки не следовало.