Под знаком кометы (Михайловский, Маркова) - страница 165


9 марта 1908 года, утро, Германская империя, Нюрнберг, Нюрнбергская крепость.

Саммит трех империй по французскому вопросу должен был пройти в древнем городе Нюрнберге, сердцем которого являлась еще более древняя Нюрнбергская крепость. И вид из окон – исторически-поучительный. Древний город, сложенный из серых каменных блоков, и чешуя черепичных крыш цвета запекшейся крови. А вокруг – серые поля под такими же серыми облаками, моросящими мелким дождем. Осень не осень, зима не зима, весна не весна, а какое-то непонятное для русских время года, пропитанное промозглым холодом и запахами плесени, сырости. Нормальному человеку в такой окружающей среде хочется отрастить густую шерсть, как у медведя, и залечь в спячку до настоящей весны.

Там же, только в другой части замка, обосновался и международный трибунал Брестского Альянса. Что поделать, если знаменитый Дворец Правосудия, в котором в нашем прошлом проходил процесс над нацистскими преступниками, еще не построен, а в старинной крепости имеется все необходимое как для содержания особо важных узников, так и для ведения самого судебного процесса. Впрочем, обвиняемых на этот раз было в разы меньше, да и совершить они успели только одно, хоть и очень тяжкое преступление, так что к тому моменту, когда монархи трех держав прибыли на саммит, следствие было уже закончено в отношении и совершенных деяний, и конечного замысла, и теперь суд был готов вынести обвиняемым окончательный приговор.

Помимо уже почти осужденных Клемансо, Пикара, Дюпона и прочей мелочи, в Нюрнбергской крепости присутствовал и французский премьер-министр Аристид Бриан. С одной стороны, свидетель на процессе, с другой – неравноправный участник предстоящего саммита по французскому вопросу. Заслушали судьи и показания остальных министров бывшего правительства Клемансо – и тех, что протестовали против убийства Франца Фердинанда, и тех что просто промолчали. Всех их признали непричастными к задуманному злодейству и, бормоча слова облегчения, те уже убыли в свою Милую Францию, торопливо жующую свежий хлеб, выпеченный из русской муки. Главные монархи Европы сдержали слово и не привлекли к ответственности никого сверх непосредственных организаторов и исполнителей заговора. Да и зачем, ведь, по большому счету, в Нюрнберге судили не только самих заговорщиков, но и способствовавшее их появлению безответственное республиканское устройство французского государства. Одноразовые политики так же вредны, как и быстрорастворимые одноразовые трусы: прошел дождь – и все увидели, что король демократии, оказывается, голый.