Через некоторое время американский президент спохватился, но время ушло, а доказательство его дурости в архивах осталось. Мацать комету – занятие весьма глупое, тем более что наблюдать ее без засветки солнцем можно было только на последней четверти оборота, когда, миновав апогей, прибившееся к земле небесное тело уже набирало скорость[44] для таранного удара по атмосфере. Ночное сообщение из Гарварда от Эдуарда Пикеринга, подтверждающее русское предупреждение, поступило в Вашингтон за шесть часов до предполагаемого времени удара. И всё – сушите тапки, мистер Рузвельт. Время, когда что-то можно было сделать, безвозвратно ушло.
Русские подданные (за исключением диссидентов) и приравненные к ним лица территорию Нью-Йорка и окрестностей к тому времени в основном уже покинули. Последними, около полуночи, от причалов порта отошли германские пароходы: подзадержавшийся «Дойчланд» и недавно прибывший «Кайзер Вильгельм дер Гроссе», на борт которых пускали не по билету, а по паспорту. Если ты русский, немец, итальянец, чех, венгр, или даже презренный француз, то проходи. Если беспаспортный американец, то спасайся по способности вглубь страны, на поезде или пешком. Пароходы не резиновые, и уже набиты битком.
Впрочем, американцы начали суетиться гораздо позже, уже в самый канун катастрофы, когда попытки спастись утратили всякий смысл, а некоторые даже не успели испугаться. Телевидения тогда не было, радио тоже, а газеты по большей части еще не вышли. При этом двадцать седьмого числу и утренняя, и вечерняя пресса изо всех сил старалась убедить ньюйоркцев, что русское предупреждение о кометном ударе – не более чем глупая мистификация, а утренние газеты двадцать восьмого числа (те, что успели выйти) были переполнены паническими предчувствиями боли и ужаса. Демократическая пресса, она такая: от самой безудержной эйфории мгновенно способна перейти к такой же неограниченной панике.
А в Европе творились свои события. В церквах и соборах служили благодарственные службы и произносили молитвы: «Спасибо, что не по нам, Господи!». Политики произносили трескучие речи – частью для того, чтобы понравиться публике, а частью просто ради разрядки накопившегося напряжения. Предчувствие великой бойни уже давно витало в воздухе над Старым Светом, и стремительные операции русской армии в Черноморских Проливах и при расчленении Венгрии не удовлетворили страсти людей к кровавым зрелищам. Хотелось людям чего-то грандиозного: вроде Наполеоновских походов, Седана и битвы на Марне. Люди поумнее, вроде русской императрицы и британского короля, изо всех сил старались поставить эту пузырящуюся говорильню в стойло, но даже среди монархов, людей ответственных и серьезных, местами прорывалось нечто, заставляющее усомниться в их душевном здоровье.