этаж, президентская столовая.
Когда случилась катастрофа, президент Теодор Рузвельт завтракал. Предупреждение Эдуарда Пикеринга он получил, но по чисто американской самонадеянности считал, что речь идет о метеорите, способном разрушить максимум пару кварталов. И вообще, ловкий политический манипулятор, он всех остальных также оценивал по своей мерке. Он ни за что не стал бы предупреждать своего оппонента о грозящих тому неприятностях, если бы это предупреждение не повлекло еще больших дивидендов. Сторонник разрыва с идеологией изоляционизма, именно он ввел в оборот термины «политика канонерок» и «мировой полицейский». Последним шагом Рузвельта в этом направлении была отправка в кругосветное плавание шестнадцати американских броненосцев-додредноутов – с той целью, чтобы их команды продемонстрировали американскую мощь по всему свету. Именно эта демонстрация, встревожившая британский истеблишмент, позволила королю Эдуарду своевременно переместить вектор противостояния с Германии на Североамериканские Соединенные Штаты.
И комету Рузвельт тоже воспринимал как большой подвох. Случится паника – и набегут русские германские и британские маклеры скупать то, что подешевело. Появилось в русской политике в последнее время нечто акулье – стремительная атака, смертельный укус – и, прежде чем все прочие успели что-то понять, русские уже приступили к перевариванию проглоченной индюшки[47].
Поэтому, когда за окнами столовой, выходящими на север в сторону Нью-Йорка, полыхнула вспышка взрыва, свет которой пробился даже через плотные шторы, у мистера Рузвельта из раскрывшегося рта выпала недоеденная булочка. Повинуясь его жесту, слуга-кубинец дернул за шнур, раздвигая в стороны преграду из плотной ткани и открывая президенту обзор. А там, на самом горизонте, в том направлении, где практически в одну линию выстроились города Балтимор, Филадельфия, Джерси-сити и Нью-Йорк, в небо медленно всплывал огненный шар размером только чуть самую малость меньше[48] нормального солнечного диска. По мере подъема этот шар, утрачивая яркость, подергивался туманной дымкой, превращаясь в некое подобие призрачной облачной медузы[49], почти незаметно[50] для глаза дрейфующей по ветру.
– О майн Гот… – только и смог произнести великий политический комбинатор, вскакивая из-за стола, чтобы кинуться в западное крыло Белого дома, где размещался президентский административный аппарат и вершилась политика.
Но беги не беги – все равно никуда не прибежишь. Помощники президента, заметившие сие явление, самостоятельно пытались связаться по телефону