Бергер еще колебался:
— Фотография?
— Поляроидный снимок. Он должен быть где-то приклеен, скорее в конце, а перелистывать всю пачку мне очень долго.
Бергер взял отчет в руки и начал переворачивать одну страницу за другой.
— Вот здесь. Спасибо.
Едва взглянув на фотографию, Райм понял, что дело всерьез заинтересовало его. Нет, только не сейчас! Однако он не смог удержаться:
— Извините, но нельзя ли теперь снова вернуться к той странице, которая была открыта?
Бергер повиновался.
Райм ничего не сказал, глаза его жадно вчитывались в текст.
И снова эти обрывки бумаги.
Три часа дня… страница 823…
Сердце Линкольна бешено заколотилось, лоб покрылся испариной. Он услышал знакомый нарастающий шум в ушах.
Райм мысленно представил себе заголовок завтрашних газет: «Пациент умирает во время ведения переговоров с доктором смерти…»
Бергер взволнованно заморгал.
— Линкольн? С вами все в порядке? — тихо спросил он, хитрым взглядом продолжая изучать Райма.
— Понимаете, доктор, — заговорил Линкольн, изо всех сил стараясь, чтобы голос его прозвучал бесстрастно, — мне тут кое-что принесли и попросили высказать свое мнение.
Бергер медленно кивнул:
— Значит, дела у них без вас идут неважно?
— Ничего страшного. — Райм попытался как можно беспечнее улыбнуться. — Я подумал: а что, если нам с вами встретиться, скажем, через пару часиков?
Здесь надо проявить максимальную осторожность. Если доктор почувствует, что Райм заинтересовался отчетом, то он явно не сочтет его склонным к самоубийству. Чего доброго, он заберет свой бесценный пузырек с таблетками, пластиковый пакет и улетит назад домой.
Бергер раскрыл свой блокнот и несколько секунд внимательно изучал его.
— Нет, сегодня я слишком занят, ничего не получится. Посмотрим, что у нас завтра… Боюсь, что раньше понедельника я не смогу у вас появиться. Значит, до послезавтра.
Райм колебался. Что же с ним происходит? Желание его души, к которому он стремился каждый день вот уже в течение года, кажется, может исполниться. Так в чем же дело?
Необходимо принять решение.
Его собственный голос показался Линкольну далеким и искусственным.
— Ну хорошо. Значит, в понедельник. — И он снова попытался изобразить на лице улыбку.
— Так что же у вас за проблемы? — ненавязчиво поинтересовался доктор.
— Понимаете, меня попросил о помощи один человек, с которым мы когда-то вместе работали. Ему необходим мой совет. Впрочем, мне не надо было обращать так много внимания на его просьбу. Я обязательно позвоню ему.
Нет, дело тут вовсе не в дисрефлексии и даже не в приступах депрессии.
Линкольн Райм почувствовал, как его охватывает приятное, давно забытое чувство. Ему надо было торопиться.