— И что мне теперь с этим делать? — спросила, стараясь, чтобы голос звучал бодро.
— Пока что помалкивать. Не говорить об этом никому ни под каким предлогом. — Аламар усмехнулся, — но это еще не все. Если в тебе воплотился Нерасщепленный Дар, то возможно и другое. Ведь айхи, они чем прогневили богов? Тем, что сравнялись с ними по части возможностей. Помимо магического Дара, у айхи были еще другие способности, никак не связанные с магическими потоками нашего мира. Как я понимаю, эти способности были уже следствием Нерасщепленного Дара, но тем не менее… Сдается мне, что это ты вдохнула жизнь в дом твоей тетки Женевьевы, и именно по этой причине сейчас он необитаем.
— Вдохнула жизнь? Но такого не бывает, — Дани нашла в себе силы возразить, — когда я туда пришла… с тобой… я ничего такого не почувствовала. Ну, кроме радости оттого, что дома, и печали оттого, что там все так испорчено теперь…
— Зато я почувствовал, — Аламар осторожно прикоснулся пальцами к ее запястью, — мне там было очень тяжело находиться, Дани. Все время казалось, что кто-то за мной наблюдает, недобро так. Вот хозяин и съехал… Кстати, у меня для тебя есть подарок.
Она вздрогнула, когда в дверь деликатно постучали.
Аламар улыбнулся своим мыслям, кивнул Дани.
— Ты поужинаешь сегодня со мной?
Она кивнула. Если ему в самом деле приятно ее общество, почему нет.
— А подарок я тебе вручу перед сном. — И капелька яда в голосе.
* * *
Дани вернулась в спальню в совершенно растрепанных чувствах.
Аламар сказал, что скоро придет к ней и попросил переодеться ко сну, а это могло означать только одно: он собрался воспользоваться своим правом супруга.
Она заметалась по комнате. Нервы — как клубок колючей проволоки. О, как же ей не хотелось, чтобы он снова делал с ней все эти неприличные вещи. Дани вспомнила, как он играл с ее грудью там, в ресторане, целовал, прикусывал соски… Всеблагий, да разве такое проделывают с порядочной женщиной? Разве все это правильно?
…Зато не больно. Приятно, очень. Даже невзирая на то, что нет у нее любви к нему, и сердце не замирает сладко, когда горячие губы скользят по коже.
Она остановилась, тяжело дыша, перед зеркалом.
Посмотрела на себя. Глаза горят, на щеках лихорадочный румянец. Распущенные волосы волной по плечам.
И почему-то всякие непристойности лезут в голову, и тело как будто живет своей, отдельной жизнью, просит, чтобы касались его сильные руки, выводя огненные узоры.
Недовольно сжав губы, Дани расстегнула пуговки на манжетах, то же самое проделала с пуговками по горловине. Сама не зная зачем, все еще стоя перед зеркалом, приспустила платье. Сквозь тонкую ткань нижней рубашки просвечивала грудь — и снова вспышкой воспоминание о том, как обжигает дыхание Аламара, как он осторожно берет губами и чуть-чуть тянет сосок, прикусывая… Дани закрыла глаза. Да что ж за наваждение! Вот и Ньями наверняка считает ее шлюхой. И ведь не просто так. Добропорядочные женщины о таком не думают, все их мысли о семье, о хозяйстве, о детях…