В связях он разборчивостью не отличался, хотя любил женщин красивых, сочных, темпераментных. И, будучи жадным до жизни, не стеснял себя сближением только с одной из них, а ненасытно стремился познать их всех: молодых и не очень, замужних и свободных, пышных и худосочных. Так Леонид стал мужчиной, окруженным толпой женщин. Он считал их неотъемлемой частью своей жизни – иногда обузой, иногда прислугой, иногда удовольствием. Но они всегда были, и их было много.
После смерти отца он взял на себя обязательство позаботиться о судьбе младших сестер и не успокоился, пока не отправил учиться в институт и не выдал обеих замуж. Правда, их мать, ту самую бойкую узбечку, спасти не удалось – без отца она как-то быстро зачахла и умерла. Может, любила, кто ее знает.
Его первой большой любовью стала прима-балерина театра оперы и балета – восточная женщина с черными бровями вразлет, с узкими глазами неопределенного серовато-зеленого цвета и очаровательной маленькой родинкой на левой щеке, чуть выше рта, несколько великоватого для ее круглого лица. Хотя ее сложно было назвать красавицей, она была обворожительна, а тонкая фигура, жесткий взгляд и железная, почти солдатская, выправка не позволяли усомниться в том, что она – истинная примадонна.
Ей было тридцать шесть лет, как и матери ее юного любовника. Впрочем, шестнадцатилетнего Леонида это ничуть не смущало – как и ее, собственно. Да разве можно было в здравом уме сравнить двух этих женщин? Одна – признанная звезда, известная соблазнительница, блестящая и недосягаемая, великолепная, и другая – сморщенная, согбенная, пожухшая, как высохший виноград, с подозрительным взглядом недобрых серых глаз.
Первое их свидание произошло в душной гримерке, куда красавица заманила Ленечку, тогда еще абсолютно невинного, глупого и смутно представлявшего себе устройство женской анатомии. Он, как кутенок, тыкался в ее натруженное гибкое тело, пока наконец не разобрался, что именно так мучительно привлекало его в ней. Его манили ее тонкие жилистые руки, ее крепкие, накачанные мышцы, ее пухленькие губки, ее взгляд – цепкий, властный, зовущий, взгляд женщины, не знающей поражений, не привыкшей к отказу, не умевшей прощать. За изящным нежным образом скрывались жесткость, воля, дисциплина и полное отсутствие сострадания. Она не знала пощады ни к себе, ни к другим. Лень, жалость, плаксивость и капризность она презирала, считая их качествами недостойными и бабскими. В себе же ценила цельность, равнодушие и адскую работоспособность.
Что привлекло ее в Ленечке, нежном юноше с едва начавшим пробиваться пушком на щеках, с еще не оформившейся статью и только формирующимся мужеством, понять было несложно. К тридцати шести годам ей опротивели поношенные, жирные поклонники, обладавшее возможностями и положением, которые не оставляли после себя никаких воспоминаний, кроме вонючих поцелуев, неубедительной старческой возни и дорогих заграничных подарков, которые ей, впрочем, тоже быстро наскучивали.