А я побежала в палату.
Пробегая мимо поста медсестры, я остановилась.
– Марьпална, а Марьпална!
– Чего тебе? Ты все таблетки приняла?
– Да.
– И рыбий жир тоже?
– Да!
– Ну-ка, рот открой, покажи! Язык, подними. А то небось опять припасла где-то для рыбежирных бегов? Удумала еще тоже! Нянечка замучилась палату отмывать от ваших игр!
– Ей богу! – побожилась я. – Я все выпила. И рыбий жир тоже!
На сей раз я говорила чистую правду. Да и как я могла все не выпить – ведь я ждала дедушку!
– Знаю я тебя… – Ну, хорошо. Иди, играй. Скоро обед будет.
И она уже хотела опять уткнуться в какие-то свои бумажки, но я снова окликнула ее:
– Марьпална… А что такое «поэзией увлекаться»?
– Ты откуда это взяла?
– Бабушка сказала: надо было замуж выходить за… за… ну, в общем, за кого-то, а не «поэзией увлекаться»…
Медсестра внимательно посмотрела на меня и вдруг посерьезнела.
– А это значит, что твой дедушка, видимо, поэт! – И она взглянула на меня с интересом чуть не впервые за весь срок пребывания в больнице.
– Поэт? Что такое поэт?
– Человек, который умеет писать стихи. Как Пушкин. Ты знаешь, кто такой Пушкин?
Кто такой Пушкин, я знала. «У Лукоморья дуб зеленый…» ну и всякое такое… На обложке этой книжки был нарисован широколицый, кучерявый, плосконосый, с буйной шевелюрой темных завитков волос вокруг лица мужчина с пером в руке. Это что же, и мой дедушка такой? Куда же смотрела Бабушка, когда выходила за него замуж?
В тяжелых раздумьях я поплелась в палату. Все пропало. Мой дедушка вряд ли будет ходить со мной на каток и носить мой портфель. И математику он мне решать тоже не будет. Целыми днями он будет сидеть, зарывшись в книжки, и царапать по бумаге этим самым гусиным пером…
– Прикинь, Полина, – сказала я лежачей соседке по палате. – А дедушка-то у меня, похоже, никудышный. Проку от него никакого не будет. Да еще и заболел, как приехал…
– Почему ты так решила?
– Да Бабушка говорит, поэт он!
– Поэ-э-эт? – Полина даже на локте приподнялась. – Во тебе повезло! А он известный поэт?
– Откуда я знаю? – И я в огорчении бросилась на свою кровать.
Новость о том, что мой дедушка поэт к вечеру облетела всю больницу. На меня приходили смотреть целые детские делегации. И даже девочка с четвертого этажа пришла, серьезная такая, в очках. Села на краешек моей кровати и вежливо спросила, могу ли я познакомить ее со своим дедушкой. Она, видите ли, сама пишет стихи и была бы рада показать их настоящему поэту. Даже взрослые нет-нет да заглядывали в нашу палату – то чья-нибудь мама что-то спросить забежит, то чужая нянечка вдруг пол помыть в нашей палате решает.