Г. П. Федотов. Жизнь русского философа в кругу его семьи (Митрофанова, Федотов) - страница 29

Все путешествие было для Жоржа сладким сном. Он был счастлив видеть ее всегда, следить глазами за каждым ее движением; сквозь сон смотреть на ее спокойное лицо с закрытыми глазами, — иногда встречать ее улыбку, пожать руку, — и пить чай из одной кружки… <…>»[44].


В Петербурге Жорж и Татьяна поселились у Вранских, и провели там осень 1905 года, что было удобно для Георгия, который с 1904 года числился студентом Петербургского Технологического института. Этот период стал временем дальнейшего духовного сближения Г. П. Федотова и Т. Ю. Дмитриевой.

Склонная к «аристократизму» (по оценке Г. П. Федотова) Татьяна познакомила Георгия с миром петербургских театров, пыталась ввести в литературные кружки. Правда, посещение по просьбе Вари Враской кружка Полонского не вызвало у него энтузиазма. Тем не менее, чувство красоты, эстетическое влияние Татьяны все более отчетливо осознавалось Жоржем, преодолевавшим культурный нигилизм революционной идеологии демократов.

Вернувшись в Саратов, Георгий Федотов вновь активно включился в идеологическую борьбу местных социал-демократов, отстаивая в дебатах с кадетами на предвыборных собраниях зимой 1905–06 гг. самые радикальные идеи вооруженной борьбы за изменение существующего строя. Это не могло не вызвать ответной реакции полиции, так что в марте 1906 г. он вынужден был уехать в родной город своей матери — Вольск, где скрывался под именем Владимира Александровича Михайлова. В своих письмах он стал писать об идеологических спорах, пропагандистской работе в кружках, организации вечера в пользу социал-демократов и митинга. Тем не менее, в них нет-нет да и проглядывало иное настроение, связанное с чтением не только «еретического» «Русского богатства», но и Метерлинка, у которого «столько прекрасных и тонких образов — точно из датской сказки». А за ними возникал другой образ — образ любимой девушки, которая стремилась к духовному совершенствованию и видела средство для этого в учебе.

Татьяна открыла Жоржу свой духовный мир, сформировавшийся из ее восприятия незнакомых ему литературных героев (прежде всего из произведений норвежских писателей и русских символистов[45]), мистицизма и фантазий. Красота этого мира не укладывалась в привычные представления Жоржа, он хотел бы оспорить некоторые ее проявления[46], но не мог этого сделать. Ему оставалось принять ее мир таким, каков он есть, включить его ценности и связанные с ними Татьянины истины в систему своего мировосприятия. «И так как ты стала дорогой мне, то я научился уважать и даже любить твои убеждения, — писал Жорж своей возлюбленной из Саратовской тюрьмы 7 сентября 1906 г. — Я научился быть терпимым к мыслям, к [оторы] х прежде не простил бы никому, потому что они были моими врагами. <…> Но отчего же я не пытался разрушить то, что я считал предрассудками? Во-первых, ты защищала их, как мать свое дитя, и ни за что бы не сдалась. И потом они были все-таки прекрасны твои „заблуждения“, и я не мог бы предложить тебе истин красивее их»