– Вы слышите его? – спросил Эзеулу, ни к кому не обращаясь. – И это мой первенец! При тебе говорят, что твой отец совершил мерзкое святотатство, и ты еще спрашиваешь у меня, как ты должен был поступить! Когда бы я был таким же молодым, как ты, я бы знал, как поступить. Уж я бы не стал отсиживаться в доме духов; я бы вышел наружу и проломил череп человеку, сказавшему это.
Эдого теперь не на шутку разобиделся, но постарался сдержать себя.
– Когда ты был таким же молодым, как я, твой отец не посылал одного из своих сыновей поклоняться богу белого человека. – Он ушел к себе в хижину, горько сожалея, что прервал работу над маской и пошел узнать, что там стряслось дома, а в результате напоролся на оскорбление.
«Я порицаю Обику за вспыльчивый характер, – подумал Эзеулу, – но насколько же лучше его пылкий нрав, чем этот холодный пепел!» Он откинул голову назад, прислонился затылком к стене и заскрежетал зубами.
Это был для верховного жреца день огорчений – один из тех дней, в которые он, наверное, просыпался на левом боку. Как будто и без того мало ему было сегодня неприятностей, под вечер к нему явился молодой посланец из Умуннеоры. Ввиду вражды, существующей между его деревней и Умуннеорой, Эзеулу не предложил гостю ореха кола: ведь если бы у того разболелся впоследствии живот, он приписал бы это действию съеденного у Эзеулу ореха. Посланец не стал ходить вокруг да около.
– Меня послал Эзидемили.
– Правда? Как он поживает?
– Хорошо, – ответил посланец. – Но вместе с тем и плохо.
– Не понимаю тебя. – Эзеулу держался теперь очень настороженно. – Если тебе велено что-то передать, выкладывай скорей, потому что мне недосуг выслушивать всякого мальчишку, который учится говорить загадками.
Юноша проглотил обиду.
– Эзидемили хочет знать, что ты собираешься предпринять по поводу святотатства, совершенного в твоем доме.
– Что? Что такое? – спросил верховный жрец, обеими руками сдерживая вскипающий гнев.
– Должен ли я повторить это еще раз?
– Да.
– Хорошо. Эзидемили хочет знать, каким образом ты намерен очистить свой дом после святотатства, совершенного твоим сыном.
– Иди и скажи Эзидемили, чтобы он поел дерьма. Ты слышал меня? Так и передай Эзидемили: Эзеулу говорит, чтобы ты пошел и набил себе рот дерьмом. Что до тебя, юноша, то ты можешь убираться без опаски, потому что мир, увы, изменился. Если бы он был таким, как прежде, я бы на всю жизнь оставил тебе память о дне, когда ты сунул голову в пасть леопарду. – Посланец открыл было рот, но Эзеулу остановил его: – Если тебе не надоела жизнь, послушайся моего совета и не говори здесь больше ни слова. – Эзеулу угрожающе поднялся во весь свой рост; молодой человек решил последовать его совету и направился к выходу.