Олеся не совсем понимала, что делать с его признанием. Габор всегда казался ей… холодным. Суровым. Она с трудом верила в его чувства, считая, что ему просто комфортно с ней в сексе. Но, кажется, все было сложнее.
В его голосе было что-то такое… Похоже, он вообще был не самого высокого мнения о женщинах.
Олеся осторожно спросила:
– Разе это не перечеркивает всю идею Страшилищ? Ведь тогда крестьяне узнали бы, кто их на самом деле пугает.
Габор невесело усмехнулся:
– Ты намного умнее, чем она.
Его слова совсем не звучали как похвала.
– Жены господарей мало интересуются тем, что делают их мужья. Отец не посвящал мать в дела. Да она и сама не спрашивала. Ее занимали совсем другие вещи. Как и большинство женщин. – Его пальцы неожиданно снова накрыли ее подбородок и повернули голову к себе. – Ну же, скажи, что ты не такая, что тебя не волнуют мои деньги, мое положение, и тебе нужен только я. Соври что-нибудь. Вы же, женщины, умеете убеждать, когда вам что-то нужно.
Олесе стало до слез обидно. Она не понимала таких резких перемен в нем. То он убеждает ее, что она принадлежит ему, потом называет рабыней. Обещает взять в жены ее, а не загадочную принцессу, и тут же обвиняет в лицемерии.
Сморгнув слезу, которую так и не смогла удержать, Олеся тихо ответила:
– Мне нужно было домой. Это единственное, чего я хотела, пока не встретила тебя. Если ты хочешь услышать мою ложь, то вот она: верни меня обратно.
Кажется, Габор понял, что она хотела этим сказать. Она едва ли не согласилась на то, чтобы терпеть его унижения и положение бесправной любовницы, хоть это и убивало бы ее день за днем. Ей-то всего лишь и нужно было слышать от него, что она важна и любима. И те слова, что только она будет его женой, любовницей и рабыней, были лучше всех признаний и обещаний в мире.
Но он опять думал о чем-то ей неведомом и непонятном.
– А если бы я хотел услышать правду? Что бы ты тогда сказала?
Смотреть в его опасные глаза было больно. Осмелившись, она решилась сделать шаг вперед. В бушующее море у стен его крепости. Один шаг в неизвестность. В пустоту. И он либо поймает ее и не даст упасть, либо подтолкнет к падению.
– Я бы сказала, что хотела бы…
Он сдвинул брови и сжал челюсти. На щеках проступили желваки. Кадык дернулся, когда он шумно сглотнул.
– Чего?
– Быть твоей любовницей, рабыней и женой. Всего этого.
– Как только вернемся… – Голос Габора сел и звучал надтреснуто, словно ему было больно говорить. – … у нас будет брачная ночь. В твоем мире ведь существуют брачные ночи?
Олесю снова бросило в жар.
– Да. – Она заставила себя говорить, как можно спокойнее: – Но они происходят после свадьбы.