– Ударила меня Мария, как обухом по голове: «Собирай манатки, Лиза, и выметайся». Ловко ли мне такое слышать от жены родного брата? Столько вместе вынесли, что умом не охватить. На-ко, не из тучи гром загремел, как зачеканила. Мне ни от кого ничего не надо, кроме доброго слова, а она вздумала на мои мутные очи песок сыпать…
Хозяева, почуя, что мама сильно разволновалась, стали ее утешать тем, что они нас не пообидят, а главные трудности у мамы позади: дочь хоть с горем пополам, но подняла, теперь осталось только жить да радоваться. И правильно сделали, что ушли. Без согласия жизни нет.
Мама не смогла скрыть свое волнение и пожаловалась:
– Сколько живем с дочерью, до нас никому дела нет, а как пнуть или оскорбить – тут желающие находятся быстро.
Я молчала и только внизу под столом гладила мамину руку.
– Неси, старуха, чё есть выпить покрепче. Мы с Лизой чокнемся за наше здоровье и за все хорошее. Не горюй, Лиза, мы живы, а остальное трын-трава.
Иван от души засмеялся, осушил рюмку и крякнул.
– Всяк пьет, да не всяк крякат. Попомни мои слова, Лиза: будешь ты в раю. О тебе в деревне никто худого слова не сказал.
– Рад бы в рай, Иван, да грехи не пускают. Вам спасибо на добром слове. Будем жить, как Бог велит. Вот увидите: мы вас не стесним шибко, не побеспокоим.
Было непривычно находиться в большом доме, в другой обстановке. Иван был мастер на все руки. Про таких говорят, что в руках у них все родится. Он сам построил для семьи большой дом-пятистенок со всеми пристройками. Потолок для деревенской избы был на удивление высокий, была светлая и просторная горница со множеством окон, в кухне есть где развернуться. Для своей «любимой старухи» наполнил ее Иван мебелью собственного производства. Что тут добавишь, кроме того, что «дело мастера боится», а из таких, как у Ивана, рук ничего не выпадет. Хозяйка тоже была под стать мужу: вставала раным-рано. Ловко орудовала ухватами, лопатами, чугунками и любила повторять: «Кто рано встает – тому Бог подает». Они были достойны друг друга. Маревьяна была за своим мужем, как за каменной стеной, и жила с ним как у Христа за пазухой. Нередко она вспоминала вслух, что до войны его было «конем не стоптать».
Вечером мы укладывались на широкий гопчик. Как всегда, клали мамину фуфайку под себя, а укрывались выношенным Кокиным темно-серым байковым одеялом. Мы лежали с мамой на высоком гопчике, а я, помнится, пускалась во всякие рассуждения:
– Если судить по этим самым гопчикам, то мы поднимаемся по жизни все выше и выше, а главное, не стоим на месте, мама. Вот посмотри: рыбы, которые лежат на дне, кроме грязного ила, ничего не видят. Видят всю красоту только те, которые беспрестанно плавают.