Женщины, по-видимому, «договорились на берегу, прежде чем плыть через реку», и разошлись. Мы с Машкой вошли в дом и топтались на месте у порога, рассматривали квартиру, так нежданно-негаданно свалившуюся на нас. Войдя в избу, тетя Нюра сразу же затараторила и свалила все в одну кучу:
– Спать будете вместе на гопчике, а как замерзнете, то лезьте на печь… Еду готовить для вас мне некогда, перебивайтесь, как можете; вечером наварю картошки или какое хлебало сварганю.
Муж тети Нюры был тут же в избе и молчал. Он ничего еще не понял. С виду здоровый и еще не совсем старый, он тяжело дышал, и было ясно, что муж не желал участвовать в проектах жены. За «бедовой бабой» ему было не угнаться, а тут и взятки гладки. Она же видела все разом и мгновенно действовала.
Надо сказать, что обстановка в избе была для нас привычной. Сначала в ней ты всегда увидишь большую русскую печь, она стоит посреди избы. Рядом с ней был широкий деревянный гопчик, он выполнял две важные функции: с него все обычно заскакивали на ночь на широкие деревянные полати под потолком и под гопчиком, как водится, со стороны кухни маленькая дверца уводила хозяйку в подполье, где хранились на зиму запасы.
Пообглядевшись, я забросила маленький черный портфель, более похожий на мячик, который верно служил своей хозяйке с пятого класса, и котомку с вещами на гопчик, а Машка поставила свое добро в дальний угол печи. Устроившись, мы решили пройти по всему селу, а вернулись к тете Нюре в новом статусе «фатеранты», как она нас окрестила. Надо было срочно готовиться к школе, ведь завтра 1 сентября, а мы как-никак выпускницы.
Утром на другой день я надела белую блузку, синюю юбку на резинке, повязала на волосы белый бант, на ноги надела белые носки с зеленой полоской, сунула ноги в черные ботинки со шнурками, дырявые у больших пальцев ног, уже не годные для ненастья, и пошагала в школу. К своей нестандартной одежонке я давно привыкла, даже внимания на нее не обращала. В котомке у меня еще имелась мамина старая визитка, по-теперешнему пиджачок, кирзовые сапоги, платок – это на случай ненастья. Вот и весь гардероб выпускницы. Все так и было, как сейчас помню: детство без игрушек, юность без обновок. Мы тогда желания свои и те подавили. В школе весь год сидели с Машкой за одной партой. Перед новыми учителями старались не ударить лицом в грязь и очень скоро приобрели новых друзей.
У нас тогда наметилось своеобразное разделение труда. У Машки плохо удавались чертежи, зато она с удовольствием учила химию и копалась в немецком. Мне чертежи поддавались, математикой и физикой я была увлечена, зато принципиально не желала даже слышать немецкую речь. Мы словно дополняли друг друга: Машка любила историю, а я – литературу. Часто мы обменивались знаниями. Уроки делали систематически и увлеченно.