– И не научишь, не майся, на что им твои дроби? Ты им глянешься, а не дроби! Вот и ходят они каждый вечер все, как один, зря, только грязь таскают.
– Им за это документ не выдадут, а в армию без пяти классов не возьмут.
– Они не за ним и ходят, а чтоб тебя завлекать.
– Вот те на!
Домой из школы идти не хотелось. Я мерзла внизу так, что мое терпение перешло всякие границы. Тут я невольно взбунтовалась, осмелела, взяла дело в свои руки. На очередном занятии я твердо отдала ученикам приказ:
– Товарищи новобранцы, слушать мою команду! Завтра всем быть на уроках без школьных принадлежностей, при себе иметь топор, пилу и рабочее настроение. Придете на час позже. Ваша задача проста: обеспечить меня на зиму дровами для буржуйки. Всем ясно? По деревне ничего не болтать!
– Давно бы так.
– Чё мерзнуть-то!
Три вечера подряд трудились допризывники. Под луной были другие парни. Все-то делали они легко, красиво, играючи. С одного маху раскалывали полено, пилу не дергали нервно, и она у них не застревала, а словно пела; дровишки кололи мелко точными попаданиями, не суетились, не мешали друг другу. Заложили мне аккуратно дровами все сени и даже предложили наносить дров в квартиру, чтоб они там подсыхали, надрали бересты, нащепали лучины на подтопку. Ну все честь по чести. Вот что значит делать свое дело! Я любовалась на их работу и на красоту ночного неба. Бездонная бесконечность поглотила нас, безмолвно проглядывал месяц сквозь пелену мороза. В деревне все молчало. Перед школой чернели голые ветки закоченелых деревьев, лишь кое-где вертикальные столбы дыма сверлили безжизненное небо.
В конце каждого рабочего дня подходил один из парней с вопросом:
– А где метла?
– Зачем?
– Чтоб следы наши замести.
Как ни старались мы «замести следы», но они все равно были обнаружены. В один из дней мне назначили беседу с директором школы. Я хорошо помню, что большинство учителей и даже стажистов, прежде чем войти в учительскую, посылали на разведку меня, чтобы узнать, там ли директор, в каком он расположении духа и чем занимается? Они его смертельно боялись.
Не знаю почему, то ли я сама в свое время преодолела в себе страх, то ли свыше мне положили не ту дозу страха, а может, пришла к убеждению, что уж лучше сразу мгновенная смерть, чем долгие страдания, но почему-то тогда во мне ничего не дрогнуло.
Я вошла и улыбнулась.
Директор, как и положено по должности, смотрел на меня тяжело, исподлобья, губы его были плотно сжаты. Он медленно поднял свой большой кулак над столом и так же медленно его опустил. По всему было понятно, что перед ним стоит вчерашняя школьница, да еще никем не защищенная. Стоит, как на семи ветрах. Я могла защититься только открытостью, простотой и правдой.