Фрося была женщиной гостеприимной и пригласила нас за стол. Мы ели «что Бог послал». Я оглядела ее каморку. Как и все в то время, она ничего не выбрасывала: «вдруг да чё опосле пригодится». Все копила, прибирала, берегла и пускала в ход, в дело. От этого еще два других угла каморки были завалены обрезками старых пимов, остатками серой свиной кожи, обрывками черной дратвы и простых ниток… На первый взгляд это была настоящая каморка старьевщика. А еще Фрося много курила. Мама нередко выговаривала ей, что от Фросиной махорки глаза вертит и надо нам бежать домой, хоть у хозяйки было тепло и светло.
– А чё делать-то, Лиза, есть нече, вот и сосешь самокрутку вместо хлеба, а если чё и есть, так Юрке пасу, ему на свет идти.
– А как да Юрка курить приучится?
На что был твердый Фросин ответ:
– У меня не приучится. Я его в ежовых рукавицах держу; слежу, чтоб на мои слова, как гудок, откликался.
Мама в ответ похвалила Юрку и назвала его «шелковым».
После трапезы Фрося перекрестилась, попросила у Бога здоровья ей и Юрке, резко встала из-за стола, села на свою табуретку и быстро дошила мой пим. На прощание, как всегда, сказала, чтоб я берегла мать и не обижала ее.
Позже я поняла, что Фрося – живой пример того, что делает война с людьми. День и ночь она была только с шилом, молотком да дратвой. Лишила себя всего, даже своего красивого имени Ефросиния, а приняла к душе простое, незавидное – Фрося. Поглядишь на нее и не скажешь, кто она: женщина или мужчина. Нужда, заботы, ответственность за внука пригнули ее к земле. Даже возраст было определить невозможно. Война лишила ее привлекательности, отобрала даже пол, а взамен дала неженское ремесло в руки, загнала в себя, отняла доверие к людям. Фрося, по словам соседей, резко отзывалась на любую несправедливость, была лишена слезливости, умела постоять за себя, никому не позволяла лезть в ее душу и бередить ей раны.
Не по своей воле сделалась она похожей на мужчину, она не гордилась этим, а, скорее всего, защищалась и, видимо, стесняясь, пряталась от людей. Мама сказала мне, что это она с виду только такая мрачная, нелюдимая, а на самом деле – добрая, на все уступки пойдет, если надо.
Мы двигались домой. Мягкий пушистый снег падал с неба плавно, мирно, тихо, как будто нес на землю улыбку от низких сизых небес. Он умилял, ублажал душу, хотелось замедлить шаг и насладиться этим божественным даром. Тепло и мягко в подшитых валенках. Мы шли неторопливым шагом, ощущая прелесть уральской зимы. Теплые зимние дни так желанны в наших краях! Посреди улицы был виден санный след на снегу. Кое-где валялись небольшие клочки сена. Мне хорошо идти рядом с мамой и держаться за ее маленькую теплую руку.