При этих словах мама заплакала, слез своих она не стеснялась.
– Афоня был у нас грамотный, он окончил семь классов еще до войны. Старшие братья и сестры жили уже отдельно. Маме Таисье перевалило за 60 лет, когда я уехала от нее в Тагил, а тятя к тому времени уже умер. Он рано умер. Мне было 12 лет, а Афоне только 6 лет. Тятя, Харитон Дементьевич, муку на мельнице молол, мешки с мукой раздетый таскал, с жару воды из колодца напился, горло шибко простудил, от него и умер. Чё на роду написано – то и будет, Таня. Вот я и воротилась. А больше всего из-за того, что трудно деревенскому человеку к большому городу привыкать. Деревенский житель природу, простор любит. Деревенская жизнь по-другому устроена. Здесь люди все друг друга знают до третьего колена. Ленск мне по ночам снился. Здесь воздух и запахи все другие. Дыши – не надышишься. В городе увидишь только кусочек голубого неба, а здесь все оно для тебя открыто.
Город – это машины, а жизнь там – неразбериха, к нему с детства привычка нужна. Меня начальник станции в Тагиле с работы не отпускал, все наговаривал: «Как уедешь, и сразу тебя в колхоз запечатают, не спросят, там на лесозаготовки поспеешь, нормы будешь выполнять, и начнется у тебя не жизнь, а малина. Одумайся, пока ярмо на себя не надела, а то будет поздно. На лесоповале только и будешь думать, как бы выдюжить да комары бы заживо не съели».
Не было у меня тогда, видно, головы на плечах; сколько он мне всего наговаривал, да только все не в коня овес. Вот так и бывает: локоть близко, да не укусишь, и не привязан, да визжишь. Как предсказал – так и получилось.
Мама всю жизнь вспоминала Тагил, анализировала себя и винила, что не смогла своей жизнью распорядиться с умом. Все признания мамы меня глубоко трогали. Раз за разом снимала она с себя груз тягостных раздумий. Иногда мне казалось, что говорила она все сама себе. Возможно, потому, что поделиться ей было не с кем, у всех свои беды. Помнится, я часто что-то переспрашивала, а однажды неожиданно прервала ее рассказ.
– А меня мой отец видел? – спросила я неожиданно маму.
– Видел, когда приходил на побывку на три дня перед отправкой на войну. Первым делом он зашел к нам, а потом в сельсовет. Помню, я тогда избу белила. Ты лежала в зыбке красивая, розовенькая, как ангелочек. Он долго и молча смотрел на тебя. Видно, сердце чуяло, что убьют его. Знал ведь, какая война идет. Спроси опосле у Ксении Федоровны про отца, она вместе с ним училась и говорила, что он самый башковитый был. Перед отбытием на войну он наказывал мне обращаться за помощью к дедушке с бабушкой. Он умер от ран, когда тебе был один год и два месяца от роду. Зашла к нам в низ как-то ранним утром бригадир Катерина Ивановна, наклонилась над зыбкой и спросила: «Ну чё ты сегодня во сне видела, Танюшка?» Ты в ответ сильно заплакала. Именно в этот день пришла похоронка на отца. – Потом мама печально добавила: – До конца войны оставалось всего два месяца. Жизнь у нас с тобой будет длинная, успеешь еще все услышать и узнать.