– Не думаю, – сказала я, сердце у меня стучало. – Он поверил мне, когда я сказала, что училась за границей.
Гауптшарфюрер одобрительно кивнул:
– Не все отнесутся доброжелательно к твоему положению здесь. – Он сел, заправил за воротник салфетку и принялся резать ножом жареного цыпленка на тарелке. – Ну так на чем мы остановились?
Я развернула свой деревянный стул спинкой к пишущей машинке и раскрыла блокнот в кожаной обложке. Прошлой ночью я написала требуемые десять страниц, но впервые стеснялась прочесть их вслух.
– Давай-давай, – поторапливал меня гауптшарфюрер, взмахивая вилкой, как дирижерской палочкой.
Я откашлялась.
– Никогда еще я не ощущала с такой остротой своего дыхания и пульса. – Только это я и смогла вымолвить, прежде чем в лицо мне бросился жар и я опустила взгляд на колени.
– Что такое? – спросил он. – Плохо получилось?
Я покачала головой.
Он протянул руку и забрал у меня блокнот.
Конечно, биения сердца не услышишь. Была только пустота, понимание, что больше мы не будем прежними. Означало ли это, что он не чувствовал того же, что я, когда двигался между…
Вдруг он умолк и покраснел так же густо, как я.
– О, – произнес он. – Вероятно, этот отрывок мне лучше прочесть про себя.
Он целовал меня так, будто его укусила змея, а я была противоядием. Может, так и есть, подумалось мне. Алекс прикусил мне губу, и на ней снова выступила кровь. Он присосался к ранке, и я выгнула спину в кольце его рук, представляя, что он пьет из меня.
Потом я лежала рядом с ним, положив руку ему на грудь, будто измеряла пустоту внутри ее.
– Я бы сделал все, лишь бы вернуть себе сердце, – сказал Александр. – Ради того, чтобы отдать его тебе.
– Ты и так совершенен.
Он уткнулся головой мне в шею и сказал:
– Ания, я далек от совершенства.
Есть что-то волшебное в интимной близости, в этом мире, состоящем из вздохов и окруженном невидимой стеной, которая прочнее кирпичей и железа. Там только ты и он, вы так невероятно близки, что ничто не может встрять между вами. Ни враги, ни союзники. В этой безопасной гавани, в этой лакуне, образовавшейся в пространстве и времени, я осмелилась задавать вопросы, ответов на которые боялась.
– Скажи мне, как это у тебя было, – прошептала я, – в первый раз?
Алекс не стал изображать непонимание. Он повернулся на бок и прижался ко мне сзади, чтобы не смотреть мне в глаза во время рассказа.
– Я чувствовал себя так, будто провел в пустыне много месяцев и умру, если не напьюсь. Но вода не утоляла жажды. Я мог бы выпить целое озеро, и этого было бы мало. Меня влекло то, что я ощущал под кожей, густое и ароматное, как коньяк. – Он немного помолчал. – Я пытался бороться с этими позывами. Но потом я так изголодался, так ослаб, что уже едва держался на ногах. Забился в какой-то сарай и хотел одного – умереть снова. Она принесла бадейку с кормом для птиц, рассыпала его по курятнику, и я наблюдал за ней из своего укрытия под крышей. Я слетел вниз, как архангел, заглушил ее крики своей накидкой и затащил на сеновал, где прятался.