Те же по сути слова сказал мне Джозеф во время нашей последней шахматной партии. Но иногда, чтобы победить, нужно чем-то пожертвовать.
Глаза у меня от слез покраснели, нос забит соплями. Я сворачиваюсь в клубок на диване и прижимаю к себе Еву. В кармане дребезжит мобильник, на экране вспыхивает номер Адама. Я сбрасываю звонок. Звонит домашний телефон. И, не дав зазвучать оттуда голосу Адама, я вытаскиваю шнур из розетки. Мне сейчас нужно побыть одной.
Выпиваю полтаблетки снотворного, оставшегося после маминых похорон, и засыпаю беспокойным сном на диване. Мне снится, что я в концлагере, на мне полосатое платье, как было у бабушки, за мной приходит Джозеф в офицерской форме. Хотя он и старик, его рука сжимает мою крепко, как тиски. Он не улыбается и говорит по-немецки, я не понимаю, что ему нужно. Он вытаскивает меня во двор, я спотыкаюсь и падаю, разбиваю коленки. Там у гроба стоит Адам. Он поднимает меня и кладет в гроб, говоря: «Пора». Потом протягивает руку и хочет закрыть крышку. Я понимаю, что он задумал, и начинаю бороться с ним. Но хотя мне удается поцарапать Адама до крови, он пересиливает меня и опускает крышку, хотя я жива и жадно ловлю ртом воздух.
«Не надо! – кричу я, колотя кулаками изнутри по атласной обивке. – Ты меня слышишь?»
Но никто не отзывается. Я продолжаю стучать.
– Ты там? – слышу я чей-то голос и думаю, может, это Лео, но боюсь отозваться, чтобы не расходовать лишний кислород. Дышать трудно, легкие будто забиты бабушкиным тальком.
Я просыпаюсь и обнаруживаю, что Адам трясет меня за плечо, а в окно бьет утренний свет. Я проспала много часов.
– Сейдж, с тобой все в порядке?
Я никак не могу проснуться, во рту пересохло.
– Адам, – едва ворочая языком, произношу я, – ты разве не ушел?
– Я беспокоился о тебе. Ты не брала трубку.
Пошарив рукой по дивану, нахожу мобильник и включаю его. Там два десятка сообщений. Одно от Лео, три – от бабушки. Несколько от Адама и, странно, еще штук шесть от каждой сестры.
– Пеппер позвонила мне, – говорит Адам. – Боже, Сейдж, я знаю, как вы были близки. И хочу, чтобы ты поняла: я здесь ради тебя.
Я мотаю головой, пытаясь стряхнуть с себя остатки сна, и постепенно все начинает проясняться. Делаю глубокий вдох, но ощущаю только запах талька.
Дейзи сообщает мне и моим сестрам, что бабушка почувствовала усталость и легла отдохнуть около двух часов дня. Когда она не встала к ужину, Дейзи забеспокоилась, что ее подопечной будет не уснуть ночью, пошла в спальню и включила свет. Она попыталась разбудить бабушку, но не смогла.
– Это случилось во сне, – сквозь слезы говорит нам Дейзи. – Ей не было больно, я знаю.