Откуда такая уверенность?
Что, если испытание, которому мы с Лео подвергли бабушку, сгубило ее?
Что, если ее потопили и унесли вызванные нами воспоминания?
Что, если перед смертью она думала о нем?
Эти мысли и ощущение вины не оставляют меня, а потому я не могу найти себе места.
Но рассказать все Пеппер и Саффрон невозможно. Мне и так кажется, что они до сих пор винят меня в смерти матери, хотя и уверяли в обратном. Пусть не думают, что и бабушку тоже я в гроб свела. И вот я стараюсь не попадаться им на пути, а сама тайком лью слезы, и сестры оставляют меня в покое. Думаю, они немного напуганы моим видом – после смерти бабушки я стала похожа на зомби. Я не протестую, когда Пеппер и Саффрон заявляются ко мне и переставляют мебель, чтобы мы могли провести шиву – первую неделю траура по покойному. Я не возмущаюсь, когда они выбрасывают из моего холодильника просроченный йогурт или брюзжат, что у меня нет кофе без кофеина. Я не беру в рот ни крошки, даже когда приходит Мэри с корзиной свежей выпечки и соболезнованиями; она говорит, что поставила свечку за мою бабушку, как только узнала о ее кончине, и теперь ставит их на каждой мессе. О Лео и Райнере Хартманне я молчу. Джозефу в больницу звонить не пытаюсь. Говорю только, что в последние недели я проводила много времени с бабушкой, и поэтому мне хотелось бы остаться с ней наедине в прощальном зале перед церемонией похорон.
Бабушка прожила замечательную жизнь. Она стала свидетельницей того, как ее народ уничтожали, и, даже когда гонители добрались до нее самой, верила в силу человеческого духа. Она отдавала, когда у нее самой ничего не оставалось; боролась, едва держась на ногах; цеплялась за завтра, не имея опоры под ногами вчера. Она, как хамелеон, меняла обличья – девочка из семьи с достатком, испуганный подросток, погруженная в свои фантазии молодая писательница, непокорная узница, жена военного, заботливая, хлопотливая мамаша. Она меняла роли, чтобы выжить, но не позволяла другим определять их за себя.
Все сходились в том, что ее жизнь была богата событиями, важна, хотя сама она предпочитала не распространяться о своем прошлом и держала его в секрете. Оно никого не касалось, только ее, и в этом смысле ничего не изменилось.
Так будет и дальше. Об этом я позабочусь. После всего, что я сделала – привела к ней Лео, позволила ему устроить допрос, – это самое меньшее, чего от меня можно ждать.
Голова кружится от голода, жары и печали. Я в отупении бреду от взятой Пеппер напрокат машины к похоронному бюро, где нас ждет Адам. Он в темном костюме, сперва приветствует Пеппер и негромко произносит: