Мало того, я сделал это не один раз.
Ева смотрит на меня недобрым взглядом. А как иначе? Она была свидетельницей всего этого отвратительного, необузданного, изумительного любовного приключения.
Сейдж еще спит в спальне, одна. Потому что я не доверяю себе, лежу на диване в боксерах и футболке и тупо пялюсь в досье Райнера Хартманна, испытывая все оттенки еврейского чувства вины, какие могу из себя выжать. Сделанного прошлой ночью уже не исправить, но тогда, черт возьми, я должен хотя бы добиться, чтобы дело, которое нас свело, не развалилось в ходе судебного процесса.
– Привет.
Обернувшись, я вижу Сейдж. На ней моя белая рубашка на пуговицах. Она почти скрывает ее. Почти.
Я встаю, разрываясь между двумя порывами – схватить Сейдж и затащить обратно в постель или поступить правильно.
– Прости! – выпаливаю я. – Это была ошибка.
Глаза Сейдж удивленно расширяются.
– Мне так не показалось.
– Ты едва ли можешь сейчас мыслить здраво. Я должен был рассуждать за нас обоих.
– Мардж говорит, это нормально – жаждать жизни, когда сталкиваешься со смертью. И это было очень жизненно.
– Мардж?
– Она ведет группу скорби.
– Ох, – выдыхаю я. – Это здорово.
– Слушай. Я хочу, чтобы ты знал. Несмотря на то что ты видел в последние дни, обычно я… не такая. Я не… ну ты понимаешь.
– Да. Потому что у тебя связь с женатым директором похоронного бюро, – говорю я, ероша рукой волосы.
О нем я тоже забыл прошлой ночью.
– С этим покончено, – произносит Сейдж. – Навсегда.
Я вскидываю голову:
– Уверена?
– Однозначно, как говорится. – Сейдж делает шаг ко мне. – Так меньше похоже на ошибку?
– Нет, – отвечаю я и начинаю расхаживать по комнате. – Потому что ты все равно участница одного из моих расследований.
– Я думала, оно уже закончилось, раз мы не можем идентифицировать Джозефа как Райнера Хартманна.
Это не так.
Ходатайство о приостановке дела красным стягом трепещет над моим мысленным полем битвы.
Без свидетельских показаний Минки убийство Дарьи нельзя приписать Райнеру Хартманну. Но свидетелем преступления была не только Минка.
Сам Райнер тоже присутствовал там.
Если кто-нибудь выжмет из него признание в проступке, о котором упоминается в эсэсовском досье, это будет победное очко.
– Возможен другой путь, – говорю я. – Но без тебя, Сейдж, не обойтись.
Она садится на диван и, думая о своем, поглаживает уши Евы.
– Что ты имеешь в виду?
– Мы могли бы использовать прослушку и записать разговор. Ты вынудишь его признаться, что его наказали за неправомерное убийство еврейки-заключенной.
Сейдж опускает взгляд на колени:
– Лучше бы ты предложил такой выход раньше, тогда не пришлось бы вовлекать в эту историю бабушку.