– Джозеф! – как будто он может меня услышать. – Джозеф, очнитесь!
Лео прикладывает палец к шее старика, щупает пульс. Смотрит на меня поверх тела:
– Мне жаль, Сейдж.
– Еще один окочурился, босс? – спрашивает Джиневра, заглядывая через плечо Лео.
– Так случается. Время не обгонишь.
Я не отпускаю руку Джозефа. На запястье у него болтается так и не снятый больничный браслет.
«ДЖОЗЕФ ВЕБЕР, р. 20.04.1918, В+»
Вдруг у меня перехватывает дыхание. Я роняю руку старика и задом пячусь в прихожую, где Лео бросил свой кейс, увидев лежащее на полу в гостиной тело. Схватив его, я выскальзываю в коридор как раз в момент прибытия полиции и «скорой». Полицейские начинают говорить с Лео и Джиневрой, а я прохожу в спальню Джозефа.
Сажусь на кровать, открываю защелки на кейсе Лео и вынимаю эсэсовское досье, которое он не дал мне читать несколько дней назад.
На первой странице – фотография Райнера Хартманна.
Адрес в Вевельсбурге.
Дата рождения – в один день с Гитлером, как сказал однажды Джозеф.
И группа крови. Другая…
У Райнера Хартманна была «АВ». Это в СС знали точно и отразили не только в досье, но и в татуировке, которую, по словам Джозефа, он срезал после войны швейцарским армейским ножом. Тем не менее на прошлой неделе, когда его без сознания привезли в больницу, сделанный анализ определил, что его группа крови «В+».
А значит, Джозеф Вебер вовсе не Райнер Хартманн.
Я вспоминаю бабушкин рассказ о шутцхафтлагерфюрере – как у него дрожал пистолет в правой руке. Потом представляю себе Джозефа, сидящего напротив меня в «Хлебе нашем насущном». Он держал вилку в левой! Я настолько глупа, что не заметила этих несоответствий? Или не хотела их замечать?
В коридоре слышны голоса. Я с опаской открываю тумбочку, стоящую с той стороны кровати, где спал Джозеф. Вижу упаковку бумажных салфеток, баночку с аспирином, карандаш и дневник, который старик всегда приносил с собой в «Хлеб наш насущный» и забыл там в тот вечер, когда мы познакомились.
Я заранее знаю, что обнаружу внутри.
Маленькие фотографии с зубчатыми краями аккуратно приклеены за уголки к страницам лицевыми сторонами вниз. Каждую карточку плотно заполняют строчки, написанные тонким аккуратным почерком, который мне знаком, – с острыми пиками и гладкими долинами. Я не умею читать по-немецки, но мне и не нужно, и так ясно, что я нашла.
Осторожно отрываю фотографию от пожелтевшей страницы и переворачиваю ее. На снимке ребенок. Внизу перьевой ручкой написано: «Ания».
Каждая фотокарточка подписана: Герда, Гершель, Хаим.
Сюжет обрывается раньше, чем в том варианте, который давала мне читать бабушка, написанном, когда она восстанавливала эту историю по памяти, уже живя здесь, где ей ничто не угрожало.