И через мгновение замирает. Глаза его закатываются. Я отступаю, беру рюкзак и отвечаю:
– Вот этим.
Вернувшись домой, я принимаю снотворное, и, когда Лео забирается под одеяло рядом со мной, я давно уже сплю. На следующее утро чувствую себя полупьяной, может, так и лучше.
Джиневра, историк, совсем не такая, какой я ее себе представляла. Она молодая, только что окончила колледж, и на одной руке у нее татуировка – преамбула к Конституции, слово в слово.
– Самое время, – говорит она, после того как ее официально представили мне. – А то мне уже надоело разыгрывать из себя Купидона.
Мы едем к Джозефу на арендованной машине. Джиневра сидит сзади. Я, наверное, похожа на зомби, потому что Лео берет мою руку и пожимает ее:
– Ты не обязана идти с нами.
Вчера я говорила ему, что хотела бы пойти: мне, мол, кажется, что Джозеф будет сговорчивее, если увидит меня.
– Может, я не обязана, но мне это нужно.
Совершенно напрасно я беспокоилась, что Лео заметит странности в моем поведении. Он в такой эйфории, что едва ли вообще услышал мой ответ. Мы подъезжаем к дому Джозефа. Лео оборачивается к Джиневре:
– Начнем.
Смысл ее присутствия здесь, как объяснил Лео, в том, чтобы, если Джозеф начнет искажать детали с целью преуменьшить свою вину, она как историк заметила бы несовпадения и указала на них следователю, который, в свою очередь, подловит на лжи обвиняемого.
Мы вылезаем из машины и идем к дому. Лео стучит.
Утром, пока мы одевались, он расписывал мне в красках эту сцену: «Когда Джозеф откроет дверь, я спрошу, он ли мистер Вебер, а когда старик кивнет и ответит «да», я скажу, но ведь это не ваше настоящее имя, верно?»
Однако на стук никто не отзывается.
Джиневра и Лео переглядываются. Лео оборачивается ко мне:
– Он еще водит машину?
– Нет, – говорю я, – больше не водит.
– И где он, по-твоему, может быть?
– Джозеф ничего мне не говорил, – отвечаю я, и это правда.
– Думаешь, птенец вылетел из гнезда? – спрашивает Джиневра. – Такое уже случалось…
Лео качает головой:
– Вряд ли он догадался, что на ней микрофон.
– Тут есть запасной ключ, – встреваю я. – В лягушке, вон там.
На негнущихся ногах я иду в угол крыльца, где в горшке с каким-то растением сидит лягушка. Это напоминает мне об аконите. Ключ холодом обжигает мою ладонь. Я открываю дверь и впускаю внутрь Лео.
– Мистер Вебер? – окликает он хозяина и через прихожую идет в гостиную.
Я закрываю глаза.
– Мистер… О черт! Джиневра, звони девять один один. – Он роняет свой кейс.
Джозеф лежит рядом с кофейным столиком в той же позе, в какой я оставила его; вокруг валяются шахматные фигурки. Кожа старика посинела, глаза открыты. Я опускаюсь на колени и беру его руку, громко зову: