Трилогия Мёрдстоуна (Пит) - страница 104

Покета больше не было.

Амулет втянул синий разящий луч обратно и со сдавленным иканием захлопнулся.

Филип остался в гостиной один. Точнее — наедине с бесчисленным множеством личинок. Он слышал их. Они бормотали, искали друг друга, вступали друг с другом в короткие жаркие дискуссии, собирались в группки. Группки объединялись в группы побольше. Громоздились друг на друга. Что-то строили. Воздух налился фекальным, гангренозным зловонием. Поскуливая, Филип залез с ногами на диван и сжался в уголке, подальше от творящегося кошмара. Амулет он сжимал обеими руками, выставив перед собой, сам не зная, зачем, но не в состоянии отпустить.

Миллионы червяков с чудовищной быстротой образовали огромную кучу, разделенную на три все отчетливее прорезающихся части. Кипящая, копошащаяся поверхность этих частей на глазах твердела и темнела, превращаясь в блестящий хитиновый панцирь. Выступившие наружу длинные щупальца сгустились в членистые конечности, потемнели, отрастили когти, ощетинились колкими волосками. Из спины формирующейся твари с треском отдирающейся липучки выскочили здоровенные склизкие почки, из которых выросли твердые прозрачные крылья, растянутые на черных металлических стержнях. Следом прорезалась и голова: два больших фасеточных пузыря над щетинистыми клейкими жвалами. Один глаз сверкал, второй напоминал больной грейпфрут.

Личинки, недавно еще составлявшие некромантскую форму Покета Доброчеста, сложились в гигантскую трупную муху, источавшую запах экскрементов и аммиака.

Полностью преобразившись, существо несколько секунд стояло неподвижно, а затем чуть переступило лапками и наклонило гротескную голову. С того конца, где располагался хоботок, высунулась губа, плоский волосатый отросток размером с коровий язык. Некротическая слюна стекала с него на ковер. Видимо, не обретя того, что искала, муха развернулась на проворных шипастых лапках в сторону Филипа.

Ему хотелось спрятаться за диван, но он не мог даже пошевельнуться, загипнотизированный и до странности безучастный. Он сам не знал, что подступает к горлу — душа или недавний ланч. Гигантский хоботок ощупью пробрался к дивану, нашел и залил слизью ботинок Филипа, а потом судорожными движениями пополз вверх, к живой плоти его ноги.

Амулет отпрянул, вздохнул и открылся. Режущее синее сияние на короткий миг обволокло муху мерцающим светом. Чудище отдернулось и завалилось набок, неистово суча лапками. Огромное брюхо конвульсивно подрагивало. От монотонного оглушительного гудения весь коттедж так и вибрировал. В окнах дребезжали стекла.