«Для этого одного можно перейти моря и горы. Невозможно передать вам того ощущения, которое испытываешь, бродя по этим городам… Колоссальные развалины Рима говорят вам о торжественных явлениях жизни древних, а здесь вы видите ежедневный, домашний быт… Сколько притягательной прелести в этом осмотре, в этом пытании древней жизни, в этом разговоре с нею, в этих немых каменных ее ответах».
В один из дней, добравшись до Сорренто, Аксаков предпринял поездку на лодке в Амальфи. Там гребцы (они же гиды) провели его по горной тропинке в соседнее Атрани, где показали дом Мазаниелло – национального героя Неаполя, руководителя восстания горожан против испанской администрации в xvii в.
В Неаполе Аксакову очень понравилась жизнь бедных, но никогда не унывающих итальянцев:
«Тут под сводами, полуразвалившимися, храма Венеры танцевали мне тарантеллу… Хороши костюмы танцующих, да небо голубое, видное сквозь колонны храма, да цветы и деревья, растущие около храма. Так и хочешь населить эти окрестности мифологическими существами и самому надеть тогу; так нейдет здесь фрак или панталоны, которые бы в ужас привели древних».
Между тем, в переписке со славянофильски и резко антикатолически настроенными родными (в первую очередь, с отцом Сергеем Тимофеевичем и старшим братом Константином) Аксаков старался «уравновешивать» свои восторги от итальянского юга несколько нарочитой «критической социологией»:
«Слишком очаровательна здесь природа, утомляет тем, что содержит человека в постоянном восхищении. Так хороша, что я забыл здесь про гнусность Неаполитанского короля, и самый католицизм представился мне здесь только с одной своей поэтической стороны».
В середине июля Аксаков получил в Неаполе ответное письмо от отца, где Сергей Тимофеевич писал:
«Мать и сестры приходят в восхищение от местностей и природы, тебя окружающей; но мы с Константином, испорченные нашей русской природой, не увлекаемся восторгами и признаюсь тебе, ни разу не мелькнула у меня мысль или желание – взглянуть на все эти чудеса. Я не могу себе вообразить без ужаса, тебя, стоящего на лаве, под которой кипит море огня. Конечно, я ни за что на свете не пошел бы туда… Что такое народ итальянский, теперь – это самая большая загадка. Детство это или старость? Гоголь предвещает ему великую будущность, но я этому не верю».
Многое в Неаполе напоминало Ивану Аксакову родину: «неаполитанская тарантелла немногим отличается от малороссийского трепака»; «женский костюм почти нельзя отличить от нашего сарафана, даже головы повязывают по-нашему» и т. п. Дальнейшие судьбы России и Италии очень интересовали Аксакова: