Я продолжил ползти и вскоре услышал неподалеку от себя чье-то тяжелое, прерывистое дыхание. Еще через несколько метров я увидел лежащего на спине и корчащегося от боли Арика. Его рубашка на животе была мокрой от крови. Он открыл глаза, увидел меня и прошептал: „Беги, спасай себя…“ Я попробовал к нему прикоснуться, но он резко оттолкнул мою руку — любое прикосновение причиняло ему сильную боль. И тогда я, как мог, стал оттаскивать его в сторону, подальше от арабов, которые продолжали двигаться по полю и добивать наших раненных. В какой-то момент я приподнялся и увидел их, но они были так заняты своей кровавой „забавой“, что, к счастью, не обратили на меня никакого внимания…»
Лишь на следующее утро, когда израильтяне предприняли новую атаку на Латрун, на поле появилась санитарная машина, чтобы подобрать раненных. Заметив ее, Яков Бугин встал, шатаясь, во весь рост и, увидев его залитое кровью лицо, к нему немедленно кинулись санитары.
— Там другой раненный. Сначала возьмите его! — сказал Бугин и рухнул на землю.
На этой машине Арик Шейнерман был доставлен в соседнюю еврейскую деревню Экрон, а оттуда его на «скорой помощи» повезли через Тель-Авив в больницу в Реховот. В Тель-Авиве по каким-то неведомым причинам, которые уже, очевидно, никогда не прояснятся, водитель и медсестра «скорой» неожиданно остановились и, сообщив лежащему с перевязанным животом, мучающемуся от боли Арику, что они «вернутся через минуту», куда-то исчезли на целый час. В это самое время вокруг машины «скорой помощи» стали рваться бомбы — начался первый налет египетской авиации на Тель-Авив. Так как Арик был просто не в состоянии пошевелиться, то ему не оставалось ничего другого как лежать и гадать, попадет ли бомба в машину или нет. К счастью, все обошлось — когда бомбардировка закончилась, водитель и медсестра вернулись в машину, и они продолжили свой путь в больницу.
Врачи реховотской больницы констатировали, что ранение, полученное Ариком, хотя и опасное, но не смертельное — пуля прошла навылет, не задев жизненно важных органов. Уже через неделю Арик Шейнерман сделал первые шаги по палате, а еще через две недели начал уверять врачей, что он совершенно здоров и его нужно срочно выписывать. Однако дни шли за днями, за июнем наступил июль 1948 года, а врачи на все его просьбы отвечали, что он должен по-прежнему находиться под их наблюдением, и Арику оставалось лишь выслушивать новости от постоянно навещавших его Маргалит, родителей, Бугина и других товарищей по бригаде — о том, как были взяты Лод, Рамле и Ашдод, как у тель-авивских берегов расстреляли «Альталену», как прорвали блокаду Иерусалима…