Мужчине было лет сорок или немногим больше; он был некрасив, мал ростом и дурно сложен; однако в его некрасивом лице таилось необъяснимое обаяние, и когда это лицо освещалось лукавой, благожелательной улыбкой, а так бывало очень часто, неприятное первое впечатление от его наружности мгновенно забывалось. На нем было длинное, просторное одеяние из лилового бархата, отороченное мехом, но отнюдь не роскошное, перетянутое в талии шелковым шнуром, как халат; его шапочка напоминала теперешний жокейский картуз, башмаки были похожи на наши домашние туфли, а за поясом он не носил ни кинжала, ни шпаги, что было большой редкостью по тем временам.
Каждый раз он останавливался перед той или иной статуей и смотрел на нее любовным взглядом художника, как будто вполне понимая ее совершенную красоту.
Мальчику было лет тринадцать-четырнадцать: чувствовалось, что он щедро одарен природой и его ожидает большое будущее. На нем был серый камзол, сильно потертый и весь в пятнах краски; он держал в руке голову фавна и подправлял ее резцом.
Поравнявшись с ним, мужчина остановился.
Мгновение он молча наблюдал за мальчиком, который был так увлечен своей работой, что даже не заметил, как к нему подошли.
— Что ты тут делаешь? — с улыбкой, полной доброжелательного любопытства, спросил мужчина.
Подросток поднял голову и пристально взглянул на незнакомца, словно желая удостовериться, что тот, кто к нему обратился, вправе задавать ему вопросы.
— Вы же видите, я занимаюсь ваянием, — ответил он и снова принялся за работу.
— А кто твой учитель? — поинтересовался мужчина.
— Доменико Гирландайо, — ответил мальчик.
— Но ведь Доменико Гирландайо живописец, а не скульптор.
— Я тоже не скульптор, я живописец.
— Почему тогда ты занимаешься ваянием?
— Мне это нравится.
— А кто дал тебе резец?
— Граначчи.
— А мрамор?
— Каменотесы.
— Ты скопировал античную спульптуру?
— Да, голову фавна.
— Но ведь у нее отбита нижняя часть лица.
— Я сделал ее заново, по-своему.
— Можно взглянуть?
— Держите.
— Как тебя зовут? — спросил мужчина.
— Микеланджело Буонарроти, — ответил мальчик.
Мужчина взял голову фавна и стал разглядывать ее со всех сторон, а затем вернул юному скульптору.
— Мессер ваятель, — произнес он с лукавой улыбкой, — можно сделать замечание?
— Какое?
— Вы хотели изобразить старого фавна?
— Верно.
— В таком случае не надо было изображать его с полным ртом зубов; обычно в таком возрасте нескольких зубов уже недостает.
— Вы правы.
— Неужели?
— Значит, вы скульптор?
— Нет.
— Тогда вы живописец?
— Нет.
— Ну так, наверно, вы архитектор?
— Нет.