Самая ранняя из заметных гробниц принадлежит Джованни деи Медичи и его жене. Она находится посреди Старой ризницы. В середине надгробия установлена мраморная плита. Джованни был вторым гонфалоньером из семьи Медичи (первым в 1378 году стал его отец).
Его сын, Козимо Старый, Отец отечества, стяжавший столько похвал, безжалостный счетовод, который, просчитывая путь к деспотизму, готов был скорее опустошить Флоренцию, нежели потерять ее, похоронен посреди клироса церкви: место его упокоения отмечено простым камнем с выгравированной надписью.
Лоренцо Великолепный, вместе с двумя или тремя другими Медичи, покоится в бронзовом саркофаге возле дверей Старой ризницы; его тело опустили туда временно, пока не будет создана более достойная его гробница. Но он остался там навсегда. Рядом с ним покоится Джулиано, убитый во время заговора Пацци.
Семья Медичи достигает все новых высот, но при этом опускается все ниже. Ее представляют лишь три бастарда: Ипполито, Климент и Алессандро. Но из этих трех бастардов один — кардинал, другой — папа, третий — великий герцог. Теперь, чтобы ознаменовать новую эру их величия, им нужна новая капелла, и создателем ее станет Микеланджело.
Эту работу скульптору поручает Алессандро. Первая воздвигнутая в капелле гробница принадлежит его отцу, Лоренцо Медичи, герцогу Урбинскому, — если предположить, что Лоренцо все же был его отцом; ибо сам Алессандро не знает, чей он сын, не ведает, кто дал ему жизнь — герцог Урбинский, папа Климент VII или погонщик мулов, законный супруг его матери. Заметим мимоходом, что мать Алессандро была мавританкой и он приказал ее убить, так как был очень похож на нее и это сходство выдавало его низкое происхождение. Разумеется, тело этой несчастной не удостоилось погребения в капелле Сан Лоренцо.
На гробнице Лоренцо установлена сидящая мраморная фигура со шлемом на голове, подпирающая подбородок рукой, из-за чего нижная часть лица скрыта и можно видеть только глаза: это грозный «Pensieroso»[36] Микеланджело. По оригинальности и выразительности лицо статуи не имеет себе равных ни в современном, ни в древнем искусстве. Жаль только, что подобный шедевр изображает такое ничтожество, как малодушный герцог Урбинский, вся заслуга которого заключается в том, что он дал Тоскане ее первого коронованного тирана, а Франции — королеву, устроившую Варфоломеевскую ночь (Екатерина была сестрой Алессандро).
У ног «Pensieroso» Микеланджело расположил две лежащие фигуры, исполненные с совершенством, какое было под силу лишь ему одному: это «Вечер» и «Утро»; одна засыпает, другая пробуждается. Скрыта ли в этих статуях какая-то аллегория? По этому поводу возникла большая дискуссия, и теперь, когда она близится к завершению, мы на шаг дальше от истины, чем были перед началом этого обсуждения.