Особенно тяжело Серов переживал длительные разлуки. Пять дней без Лапарузки казались вечностью.
В декабре он вместе с товарищами уехал в Сочи. Пришлось уехать: начальство проявляло заботу о здоровье своих героев. Валя поехать не могла, сезон в самом разгаре. Но знала, что Толя будет переживать, если сразу же не получит письма. Она написала, а через три дня, не получив ответа, позвонила на курорт.
Жена Смушкевича подошла к телефону, хотела сохранить сюрприз в тайне, но не удержавшись засмеялась:
— Что вы, Валентина Васильевна! Анатолий Константинович уже поехал домой, встречайте завтра.
А без Толи Серова какой отдых, компании нет. Все друзья вернулись вместе с ним. Эти пять дней, говорил он жене, были невыносимой разлукой.
Так шла их жизнь. Всегда вместе.
Валя не переставала волноваться, ее томило непонятное ощущение тревоги. Она скрывала, никогда не плакала в его присутствии, старалась быть бодрой. Но каждый раз, когда он уезжал, она ждала неотвратимого. Валентина Васильевна знала, что муж испытывает далеко не совершенную, самую опасную технику. Позже она признавалась, что ее мучили тяжелые предчувствия — слишком непозволительно счастливы были актриса и герой.
Сталинские «соколы» много, сильно пили. Разрядка была им необходима. Они получали обязательный спирт. Может быть, и Валя потихоньку спасалась от тоскливого предчувствия, приводила себя в должную форму. Может, одинокими ночами она выпивала стопку-другую и немного успокаивалась?
Из воспоминаний Агнии Константиновны Серовой:
«Я встречалась с Валентиной в их доме на проезде Серова, 17. Утром придешь, Толи нет, а она по телефону с кем-нибудь болтает и всех своих коллег-артистов ругает последними словами. Вообще-то она выпивала уже. Но — понемногу . Привычка еще до свадьбы, наверное, возникла. Ну, все выпивали. И Толя, конечно. Особенно на всевозможных встречах. Серьезно началось у нее это после смерти Толи. А тогда, когда они были вместе, приедешь к ним, а в гостиной на столе и в кабинете у Толи пригласительные билеты — в Дом кино, в Дом литераторов, в клуб мастеров искусств. Бери любой билет. Я приезжала иногда на субботу — воскресенье из Чкаловской.
С утра Валя еще в неглиже.
Несса, пойди купи рислинг. Вот тебе двадцать пять рублей.
Это в доме было принято. А так я брала любой билет и ехала на вечер в какой-нибудь клуб. Приезжала одна, и везде — почет и уважение. Одной, конечно, страшно, но что я — учителек, своих подружек возьму с собой? Я же приезжала к Толе в дом, с ночевкой. Когда Анатолий был жив, я в театр ходила, к Вале. Она играла в спектаклях «Наш общий друг», «Бедность не порок», «Дворянское гнездо». Я все это смотрела. Валя была замечательной актрисой в молодости, это правда.