Она припомнила, как раздражен был отец, когда во время Рождественской вечеринки он обнаружил Этель Ламбстон в кухне, листающую книги Ренаты.
— Вы интересуетесь кулинарией? — полюбопытствовал он ледяным тоном.
Этель даже не заметила его раздражения.
— Вовсе нет, — сказала она беззаботно. — Я читаю по-итальянски и случайно заметила эти книги. Queste desegni sono stupendi.
Она держала в руках поваренную книгу, где рукой Ренаты были сделаны карандашные наброски. Майлс отобрал книгу.
— Моя жена была итальянкой. Я по-итальянски не говорю.
Это вот тогда Этель поняла, что Майлс вдовец и увивалась вокруг него весь вечер.
Наконец все было готово. Нив поставила готовые блюда в холодильник, прибрала и накрыла стол в столовой, старательно игнорируя Майлса, который смотрел телевизор в небольшом кабинете. Как только она закончила расставлять на буфете посуду, начались ежевечерние новости в одиннадцать часов.
Майлс протянул Нив бокал с бренди:
— Твоя мама тоже всегда гремела кастрюлями и тарелками, когда сердилась на меня.
Его лицо расплылось в мальчишеской улыбке. Это следовало расценивать, как извинение.
Нив взяла бренди.
— Очень жаль, что она не швырялась ими в тебя.
Они засмеялись. В это время зазвонил телефон и Майлс взял трубку. Веселое «Алло» сменилось его отрывистыми вопросами. Нив смотрела, как сжались его губы. Положив трубку, он сказал без всяких интонаций:
— Это звонил Херб Шварц. Один из наших парней работал прямо в шайке Сепетти. Его только что нашли в мусорном баке. Пока живой, но вряд ли долго протянет.
У Нив пересохло во рту. Лицо Майлса исказилось, Нив затруднилась бы даже сказать, что оно выражало.
— Его зовут Тони Витале, — продолжал Майлс. — Им он был известен как Кармен Мачадо. Они выстрелили в него четыре раза, и по идее он должен был быть уже мертв, но каким-то чудом выжил. Он хотел, чтобы мы кое-что знали.
— Что же? — прошептала Нив.
— Херб был в «Скорой помощи», и Тони сказал ему: «Нет заказа… Никки… Нив Керни».
Майлс закрыл руками лицо, словно желая скрыть его от взгляда Нив.
Нив уставилась на отца.
— Но ты же не думал всерьез, что он мог быть?
— Да, я думал, — голос Майлса почти перешел на крик. — Да, я так думал. И теперь, впервые за эти семнадцать лет, я смогу ночью уснуть спокойно. — Он положил руки ей на плечи. — Нив, они пришли задать Никки кое-какие вопросы. Наши ребята. И они видели, как он умирает. У этого вонючего сукина сына был сердечный приступ. Он умер. Нив, Никки Сепетти мертв!
Майлс обнял ее. Она могла слышать, как часто бьется его сердце.
— Тогда пусть его смерть сделает тебя, наконец, свободным, папа, — голос Нив стал умоляющим.