— Каким же вы надеялись увидеть меня? — Парень продолжал хмуриться, в голосе его теперь сквозило любопытство, но не обида.
— Жгучим брюнетом, любителем крепких сигарет, лет 30.
— Тут вы, как говорится, попали пальцем в небо! — воспрянул духом мой визави. — Возраст только почти угадали — мне недавно стукнуло двадцать восемь. Что же до остального — никогда не курил и не курю, впрочем, и не пью. Я — боксер. Профи, профессионал по-вашему.
— Откуда вы знаете меня? — спросил я, разом прерывая «светскую беседу». Ибо, согласитесь, когда за тридевять земель, в далекой и малознакомой стране под названием Канада, о которой тебе достоверно известно лишь, что она на втором месте после СССР по занимаемой территории и что здесь пустило корни не одно поколение земляков-украинцев, разными ветрами унесенных с родных хуторов, так вот, когда здесь вас будят среди ночи, вытаскивают из постели и предлагают встретиться с незнакомым человеком, невольно будешь вести себя настороженно.
— Вас зовут Олег Романько. Больше того, в книжонке, выпущенной издательством «Смолоскип», есть ваша спортивная биография, что является определенной гордостью для вас. В такие списки попадают лишь уважаемые и чтимые среди украинцев люди…
— Вы украинец? — искренне удивился я.
— Разрешите представиться — Джон Микитюк. Но не переходите на украинский язык — я его не знаю. Родители бежали, если можно так выразиться, из-под Львова вместе с теми, кто улепетывал с немцами в сорок четвертом. Чем они там напугали советскую власть или чем она их настращала, не скажу: о тех далеких временах у нас в семье не принято было теревени разводить. Но все, что касается родной земли, и по сей день остается святым. Вы, естественно, спросите: как же так — святое, а язык утрачен, забыт? Объяснение самое что ни на есть простое и банальное: работая тяжко, кровью и потом добывая на чужбине каждый доллар, предки мои задались целью дать мне более достойную жизнь. Потому-то дерзнули сотворить из меня чистейшего англосакса и учили одному английскому. При мне даже разговаривать на нашем родном языке себе не позволяли. Парадокс!
— Случается, — сказал я равнодушно, по-прежнему сомневаясь, как следует себя вести с этим неведомо откуда свалившимся на меня «землячком». То, что он не знал языка, еще ни о чем не говорило — сколько раз доводилось сталкиваться тут, в Канаде, да и в США, и в ФРГ с украинцами, слова произносившими по-английски. Как ни странно, это обстоятельство не мешало им быть воинствующими националистами. Смешно, право же, националист, не говорящий на «ридний мови». Но в наш дисплейный век язык, увы, становится скорее способом программирования разных ЭВМ, чем корнем, питающим нашу честь, гордость, уверенность в будущем…