— Становимся в круг. Сейчас будет первый выброс, самый мощный. Расстояние, конечно, немалое, но если удастся направить поток в накопители, то ослабим его. А дальше уже остаточные…
И его слова заставили очнуться.
— Тьма, она приближалась медленно, словно знала, что никуда-то мы от неё не денемся. Она завивалась черными вихрями, но нестабильными, то распадались, то снова возникали. И ползли… Веленский звал их. Тянул. К нам.
Над черными ящиками поднялись столбы энергии, и вихри устремились к ним, словно к маякам.
— Не выдержат, — сказала Лизонька, хрупкая девушка мечтательного вида, в которую тайно были влюблены, почитай, все из команды Беломира. И, решительно тряхнув белыми кудрями, она достала нож. — Вариантов, господа, немного, так что…
Он полагал себя быстрым, Беломир Бестужев. Не без оснований.
Умным.
Способным.
И… всех способностей не хватило, чтобы остановить удар. Клинок вошел меж ребрами, и Лизонька улыбнулась, печально так. Она хотела сказать что-то…
…её наградили орденом Темной луны, высшая награда для некроманта. Только что-то родители Лизонькины не выглядели счастливыми.
Рассказывать об этом было просто. Наверное, потому как рассказ был не первый и даже не десятый. Еще когда разбирательство шло, Беломира наизнанку вывернули что следователи, что мозголомы, потом еще психотерапевт, пытавшийся убедить, что все-то нормально и даже замечательно, а жизнь продолжается.
Продолжается, но… какая-то не такая.
Неправильная.
— Второго я попытался скрутить, но Веленский сказал, что так надо, что все одно поляжем, так хотя бы с пользой. Чем больше энергии получит контур, тем дольше он продержится. И наша задача отвести удар от города настолько, насколько сможем.
— Вы смогли.
И глядит племянничек так, с жалостью, но хотя бы не пытается сказать, будто все понимает. Знает, что ничего-то на самом деле он не понимает.
— Нет… их ведь не так много было.
— Добровольная жертва — это не просто сила, а воззвание к богам. Хотя звучит и вправду… не очень, — Николай развел руками, словно извиняясь, что влез в чужую историю.
— Не очень. Но тогда о богах не думали, только о том, как удержать этот самый контур. Знаешь, такое чувство, будто находишься внутри стеклянного куба. Стенки тоненькие, а снаружи тьма давит. И давит. И… раздавит, дай только добраться.
Она, против ожиданий, не приходила во снах.
Снов вообще не было. Уже потом Беломир понял, что сны пропали много раньше, еще на Базе, и порадовался этакому побочному эффекту. Хоть какая-то польза от дряни, которой его накачали.
— Веленский остался последним. Мои… ребята тоже хотели. Мы бы все… и первым я бы и сам, но он сказал, чтобы не смели, что у нас другая энергетика, что… слишком иными нас сделали, а потому можем спровоцировать конфликт. И приказал убираться.